Русистика

РУСИСТИКА в С С С Р. Р. как филологический термин имеет двоякое содержание. В широком понимании Р.— это область филологии, занимающаяся рус. языком, лит-рой, словесным фольклором; в узком смысле слова Р.— наука о рус. яз. в его истории и современном состоянии.
Основателем совр. науки о рус. яз. можно считать М. В. Ломоносова (при этом следует иметь в виду, что Ломоносов-филолог имел таких серьезных предшественников и современников, как Л. Зн-заний, М. Смотрицкий, В. К. Тредиа-ковский, В. Е. Адодуров, А. А. Барсов). «Российская грамматика» Ломоносова (1755, опубл. 1757) была не только первым развернутым науч. описанием строя рус. языка, но и практич. учебным пособием для ми. поколений учащихся и основанием для написания нескольких грамматик в последующие десятилетия. Ломоносов, вслед за своими предшественниками, упорядочил представления о системе стилей рус. лит. языка («Предисловие о пользе книг церковных в российском языке», 1758) и теоретически подготовил почву для образования единой лит. системы, для нормализации лит. языка. Труды Ломоносова способствовали развитию рус. науч. и обществ, терминологии. На его теорию и практику во многом ориентировались составители первого «Словаря Академии Российской» (1/89— 1794).
В 1-й четв. 19 в. теория трех стилей Ломоносова утрачивает свое значение, складывается единый рус. лит. язык со своими общими нормами и разнообразными взаимосвязанными стилями и жанрами. С А. С. Пушкина начинается история совр. рус. лит. языка. Утрачивают остроту споры о путях развития лит. языка, напр. споры между «шишковистами» (последователями    А. С. Шишкова,   отстаивавшего архаические нормы, часто даже искусственные) и «карамзинистами» (последователями Н. М. Карамзина, утверждавшими необходимость обновления лит. языка путем обращения к естественной звучащей речи и не избегавшими иноязычных влияний и неологизмов).
В 1-й пол. 19 в. Р. представлена рядом крупных ученых-языковедов. Среди иих особо выделяется имя А. X. Востокова. В «Рассуждении о славянском языке» (1820) он утвердил науч. основы сравнительно-исторического языкознания, определил место слав, языков среди других индоевропейских, сделал попытку периодизации в развитии слав, языков, в т. ч. и русского. Им опубликовано Ост-ромирово евангелие (1056—57) с обстоятельными лингвистич. комментариями, организовано издание академич. «Словаря церковнославянского и русского языка» (1847). Его «Сокращенная русская грамматика» (1 изд., "1831) издавалась 16 раз (до 1877), а полная «Русская грамматика» (1 изд., 1831) — 12 раз (до 1874). В. Г. Белинский считал грамматики Востокова лучшими учебными пособиями своего времени. 1-я пол. и сер. 19 в. характеризуется также трудами таких оригинальных рус. филологов, как И. Ф. Калайдович, Н. И. Греч, Г. П. Пав-ский («Филологические наблюдения над составом русского языка», 1841—42), И. И. Давыдов («Опыт общесравнитель-иой грамматики русского языка», 1852), К. С. Аксаков («Опыт русской грамматики», 1860), Н. П. Некрасов («О значении форм русского глагола», 1865).
Преемником Востокова в области изучения истории рус. языка стал И. И. Срезневский. Его программный труд — «Мысли об истории русского языка» (1849) содержал в себе наброски рус. ист. грамматики. Главным его наследием являются «Материалы для словаря древнерусского языка» (т. 1—3, 1893—1903) — фундаментальный труд, до сих пор не утративший своего значения. Срезневский издал мн. памятники древней письменности, их описания. Он был инициатором «Опыта областного великорусского словаря» (1852, Дополнение, 1858) — первого обширного описания диал. лексики всех территорий ее распространения.
Первым из рус. ученых широко применил сравнительно-исторический метод в исследовании рус. языка Ф. И. Буслаев. Он создал первую рус. ист. грамматику (первое издание — «Опыт исторической грамматики русского языка», 1858, со второго издания под назв. «Историческая грамматика русского языка», 5 изд., 1881), опубликовал не потерявший своего значения научно-методический труд «О преподавании отечественного языка» (1844). Буслаев был наиболее ярким представителем логического направления в Р.
Особое место среди рус. языковедов занимает В. И. Даль, создатель четырехтомного «Толкового словаря живого ^великорусского языка» (1863—66), охватывающего огромный массив лексики (ок. 200 тыс. слов). В этом словаре объединены и истолкованы как общенародная и областная лексика, так и лексика лит. языка 19 в., подача словарных материалов (включающих фразеологизмы, пословицы, поговорки) отражает не только языковедч. эрудицию, но н глубокую осведомленность Даля в самых разл. областях рус. нар. жизни.
Большую роль в развитии отечеств, яз-знания сыграл основатель харьковской лингвистической школы, рус.-укр.
языковед А. А. Потебия, к-рый в четырехтомном труде «Из записок по русской грамматике» (т. 1—2, 1874, т. 3, 1889, т. 4, 1941) и в ряде др. работ создал оригинальную лингвистич. концепцию взаимосвязи языка и мышления в их длит. ист. развитии, возникновения и функционирования частей речи и членов предложения, разл. синтаксич. категорий. Работы Потебни легли в основу мн. позднейших исследований в области ист. синтаксиса.
Проблемы упорядочения рус. правописания разрабатывал Я. К. Грот. В его кн. «Русское правописание» (1885, до 1916 переиздавалась 22 раза) подчеркивалась необходимость устойчивости орфографии и пунктуации, сохранения в них традиций и в то же время во многом устранялся разнобой, противоречия в тогдашнем правописании. Гротовские правила расценивались как образцовые, обязательные и просуществовали до ор-фографич. реформы 1917—18. Грот впервые осуществил издание нормативного академич. словаря рус. лит. языка (т. 1, буквы А—Д, вышел при жизни Грога; издание было затем продолжено и прекратилось, уже в сов. время,, на букве О). В 1886 Грот положил начало самой большой словарной картотеке рус. языка (хранится, непрерывно пополняясь, в словарном отделе Ин-та рус. языка АН СССР в Ленинграде; к 80-м гг. 20 в. объем картотеки превысил 8 мли. карточек). В кон. 19 — нач. 20 вв. сформировалась моек, лингвистич. школа во главе сФ.Ф. Фортунатовым (см. Московская фортунатовская школа). Он был крупнейшим представителем сравнит.-ист. яз-знания — не только русского, но и мирового. В исследованиях иидоевроп. языков, в т. ч. и русского, Фортунатов особое внимание уделял формальной стороне языка. Рус. языку посвящены его работы «О залогах русского глагола» (1899), «О преподавании грамматики русского языка в низших и старших классах общеобразовательной школы» (1899) и др. Идеи Фортунатова оказали большое влияние на таких крупных рус. лингвистов, как М. Н. Пе-терсои, Н. Н. Дуриово, А. М. Пешков-ский (первые три издания его кн. «Русский синтаксис в научном освещении»), Д. Н. Ушаков и др.
Видное место в истории Р. принадлежит А. А. Шахматову. Шахматов положил начало ряду совр. направлений Р.: исследованиям совр. лит. языка («Очерк современного русского литературного языка», 1925, «Синтаксис русского языка», 1925—27), исследованиям рус. диалектологии («Русская историческая диалектология», 1911, и др.), исследованиям в области лингвистич. текстологии, дальнейшему развитию лексикографии и др. дисциплин. Его работы «История русского языка», 1911—12, «Древнейшие судьбы русского племени», 1919, «Исто-ическая морфология русского языка», 957, и др. были шагом вперед в изучении истории рус. языка. Шахматов первым в истории Р. воссоздал общую картину происхождения и развития славян и слав, языков с древнейших времен до наших дней, выдвинул и обосновал гипотезу образования рус. лит. языка, показал ведущую роль моек, говора в сложении рус. нац. языка. Шахматов создал сильную школу русистов-историков и специалистов по совр. рус. языку (Л. В. Щерба, В. В. Виноградов, поздние труды Пешковского и др.).Крупнейшим исследователем древней рус. письменности, истории рус. языка и диалектов был А. И. Соболевский. Он реконструировал др.-рус. диал. явления, установил роль т. наз. второго юж.-слав, влияния на Русн и сделал ряд др. открытий. Его труд «Лекции по истории русского языка> (1888) в течение десятилетий был осн. источником для историко-лингвистич. работ по рус. языку и гл. учебным пособием по истории рус. языка. В «Очерках русской диалектологии» (1892) Соболевский подвел итоги изучения рус. говоров в 19 в. Идеи Соболевского плодотворно развивались его учеником Н. М. Каринским.
Создатель казанской лингвистической школы (позже — петербургской) И. А. Бодуэн де Куртенэ явился основоположником совр. методов синхронического изучения языковой системы, новых науч. дисциплин — фонологии и учения о морфемах. Занимаясь изучением слав, языков, он обращался к рассмотрению ми. важных явлений рус. языка. Он подготовил дополненное н переработанное издание словаря Даля (3 изд., 1903—09, 4 изд., 1912—14). В кн. «Об отношении русского письма к русскому языку» (1912) высказаны оригинальные взгляды на русскую орфографию. Одновременно с Бодуэном де Куртенэ и в близких к нему направлениях развивалась деятельность других представителей казанской школы — Н. В. Крушевского и В. А. Бого-родицкого.
После Окт. революции 1917 Р. активно развивалась в разных направлениях. В 1917—18 была проведена реформа рус. правописания (уточненная в 1956), сыгравшая заметную роль в культурном подъеме страны. За годы сов. власти создано много учебных пособий и словарей, предназначенных для всех звеньев нар. образования. Написаны разнообразные пособия для учащихся всех нац. республик СССР и для зарубежных стран. В Р. стали успешно развиваться новые науч. направления: теоретическая лексикография, лексикология и фразеология, словообразование, морфонология, художественная и функциональная стилистика, функциональная грамматика, теория разговорной речи, социолингвистика, психолингвистика, лингвистическая география.

Романские языки

РОМАНСКИЕ ЯЗЫКИ —группа языков индоевропейской семьи (см. Индоевропейские языки), связанных общим происхождением от латинского языка, общими закономерностями развития и значит, элементами структурной общности. Термин «романский» восходит к лат. romanus («относящийся к Риму», позднее — «к Римской империи»), в раннем средневековье обозначавшем нар. речь, отличную как от классич. латыни, так и от германских и др. диалектов. В Испании и Италии Р. я. называются
также неолатинскими. Общее число говорящих 576 мли, чел. Более 60 стран используют Р. я. как нац. или офиц. языки (в т. ч. французский — 30, испанский — 20, португальский — 7, итальянский — 3 страны).
В науке нет единого мнения о числе Р. я. В сов. работах обычно выделяется 12 Р. я.: испанский, галисийский, португальский, каталанский, окситанский (провансальский), французский, итальянский, сардский (сардинский), ретороманский (ретороманские), румынский, молдавский и вымерший в кон. 19 в. далматинский. К Р. я. относится также язык ладино. В романистике обсуждался статус нек-рых языков и диалектов: галисийского (диалект португальского или отд. язык), каталанского и окситанского (два разных или варианты одного языка), гасконского (отд. язык или диалект провансальского), франко-провансальского (отд. язык или диалект окситанского или французского), ретороманского (один язык или группа языков), арумынского (или аромунского), мегленитского (или мегленорумынского), истрорумынского — отд. языки или диалекты рум. языка, молдавского (отд. язык или вариант румынского). Трудности разграничения Р. я. усугубляются неравномерностью их развития. Так, прованс. яз., имевший богатую лит-ру в ср. века, утратил свое значение, с 13 в. сфера его использования как средства публичного (не бытового) общения сузилась, в связи с чем нек-рые ученые считали прованс. говоры диалектами франц. яз. Развитие письменности на нек-рых диалектах вне осн. зоны данного языка (на валлонском — диалекте франц. яз., корсиканском — диалекте итал. яз., и др.) способствует их обособлению в отдельные лит. языки. Нек-рые лит. Р. я. имеют варианты: ретороманский; французский — в Бельгии, Швейцарии, Канаде; испанский — в Лат. Америке; португальский — в Бразилии. На основе Р. я. (франц., португ., исп.) возникло более 10 креольских языков.
Различают 3 зоны распространения Р. я. 1) «Старая Романия»: терр. Европы, входившая в состав Рим. империи и сохранившая ром. речь — ядро формирования Р. я. Сюда относятся: Италия, Португалия, почти вся Испания и Франция, юж. Бельгия, зап. и юж. Швейцария, основная терр. Румынии, Молд. ССР, отд. вкрапления на С. Греции, Ю. и С.-З. Югославии. 2) В 16—18 вв. в связи с колой, экспансией образуются компактные группы романоязычного населения вне Европы — «Новая Ромаиия»: часть Сев. Америки (напр., Квебек в Канаде, Мексика), почти вся Центр. Америка, Юж. Америка, б. ч. Антильских о-вов. 3) Страны, в к-рых в результате колон, экспансии Р. я. стали офиц. языками, но ие вытеснили местных языков — значительная часть Африки (франц., исп., португ. языки), небольшие терр. в Юж. Азии и Океании.
Р. я. являются продолжением и развитием народно-лат. речи на территориях, вошедших в состав Рим. империи, причем они подвергались воздействию двух противоположных тенденций — дифференциации и интеграции. В развитии Р. я. выделяется неск. этапов. 1) 3 а. до н. э. — 5 в. н. э. — период романизации — замены местных языков народно-лат. языком. Расхождения будущих Р. я. предопределялись уже в этот период факторами внутри- и внешнелинг-вистич. характера.  К первым относятся:
а)  диалектальный характер нар. латыни, к-рая, несмотря на унифицирующее воздействие письменного лат. яз., имела специфич.  облик  в  каждой  провинции;
б)  хронология, различия, т. к. к моменту завоевания к.-л. провинции сама латынь была уже иной (Италия была завоевана к 3 в. до н. э., Испания"— в 3—2 вв. до н. э., Галлия — в 1 в. до н. э., Реция — в 1 в., Дакия — во 2 в.); в) темпы и социальные условия романизации (соотношение числа сельских и городских жителей, проникновение разг. устной или лит. письм. речи), напр. сохранение морфемы -s мн. ч. в зап. Романии (франц., исп., португ. языки), объясняют влиянием лит. речи; г) влияние субстрата — языка местного населения, усваивавшего латыиь (иберы в Испании, кельты в Галлии, сев. Италии, Португалии, реты в Реции, даки иа Балканах, оскско-умбрские племена в Италии). Нек-рые ученые стремятся выявить под субстратом глубинный субсубстрат протоиндоевроп. или неиндоев-роп. характера (лигурийский в сев. Италии и юж. Франции, этрусский в Италии и Реции и др.). Субстратом объясняют ряд специфич. явлений в Р. я., напр. иберийским субстратом — переход f>h в исп. яз., кельтским — переход и>й во франц. яз., оскско-умбрским — переход nd>nn, mb>mm в итал. диалектах. К факторам внешнелингвистич. характера относится ослабление связей между провинциями. 2) 5 — 9 вв. — период становления Р. я. в условиях распада Рим. империи и образования варварских гос-в, что способствовало изоляции диалектов. На ром. речь оказал влияние суперстрат — язык завоевателей (вестготов и др. герм, племен в Испании, франков в сев. Галлии, бургундов в юго-вост. Галлии, ломбардов в сев. Италии, остготов в Италии, славян в Дакии), растворившийся в ней. Наибольшему влиянию суперстрата подверглась ром. речь в сев. Галлии (франц. яз.— самый «германизированный» из Р. я.), Реции и Дакии. Герм, суперстрат оставил значит, следы в лексике зап.-ром. языков. Во фраиц. яз. его воздействием объясняют развитие лабиализов. звуков б и й, инверсию при вопросе, неопредел, местоимение оп< homme (ср. нем. man<Mann) и др. Воздействие слав, суперстрата на формирование балкано-ром. языков проявилось в области фонетики, морфологии, лексики, синтаксиса. Нек-рое влияние иа Р. я. оказал и адстрат — язык соседних народностей (греческий в юж. Италии и Сицилии, арабский в Испании, немецкий в зоне ретором. языка и др.). В 8 в. Р. я. осознаются отличными как от латыни, так и от других (напр., герм.) языков. В 813 Турский собор рекомендует священникам произносить проповеди не на латыни, но in rusticam romanam linguam («на деревенском романском языке»). В эту же эпоху появляются письм. свидетельства Р. я.: Рейхенауские и Кассельские глоссы, Веронская загадка. Первый связный текст на Р. я.— Страсбургские клятвы (842), сохранившийся в записи ок. 1000. 3) 9 — 16 вв. — развитие письменности на Р. я. и расширение их социальных функций. Первые тексты на франц. яз. восходят к 9 в., на итал., исп. языках — к 10 в., на прованс, каталан., сардском — к 11 в., на португ. и галисийском — к 12 в., на далматинском — к 13 в., иа ретором.—  к 14 в., на румынском — к 16 в. Возникают наддиалект-ные лит. языки. 4) 1 6 — 1 9 вв. — формирование нац. языков, их нормализация, дальнейшее обогащение. Проявляется неравномерность в развитии Р. я. Нек-рые языки довольно рано складьг-ваются в национальные (франц., исп. в 16—17 вв.), приобретая впоследствии даже функции междунар. языков, другие (прованс, галисийский, каталан.), игравшие большую роль в Средневековье, частично утрачивают свои социальные функции и вновь возрождаются как лит. языки в 19—20 вв. Совр. период характеризуется большим разнообразием положения ром. языков в разных странах; наблюдается движение за утверждение и расширение обществ, функций ряда языков (каталан., окситан., франц. яз. в Канаде и др.).
В ходе развития Р. я. испытывают влияние лат. яз., заимствуя из него слова, словообразоват. модели, синтаксич. конструкции. Под влиянием лат. яз. устраняются нек-рые фонетич. тенденции, особенно в сфере сочетаемости звуков. Создается вторичная общность Р. я. В результате заимствований из латыни в Р. я. образуются 2 слоя лексики — слова «народного фонда», восходящие к нар. латыни и значительно различающиеся фонетически по языкам (ср. франц. fait, исп. hecho, итал. fatto, португ. feito, рум. fapt из лат. factum — «сделанное») и заимствования из лит. лат. языка, претерпевшие менее значит, фонетич. изменения и сохраняющие сходство (франц. facteur, исп., португ., рум. factor, итал. fattore из лат. factor — 'фактор'). Вторичной общности Р. я. способствуют заимствования из одного Р. я. в другие, напр. из старопрованс. и франц. языков в другие Р. я.— в средние века, из итальянского — в 16 в., из испанского — в 16—17 вв., и особенно из французского — начиная с 17 в., а также широкое использование междунар. лат.-греч. терминологии.
Р. я. связаны разнообразными и постепенными переходами, что затрудняет их классификацию. По одним признакам (напр., судьба конечного -о) северные Р. я. (франц., рум,) противопоставляются южным (исп., итал.), по другим (s как морфема мн. ч.) — западные Р. я. (исп., франц.) противопоставляются восточным (итал., рум.), по третьим (напр., предлог при одуш. прямом объекте) — латеральные (исп., рум.) центральным (франц., итал.). Попытки «измерить» степень близости между Р. я. на основании комплекса языковых черт (Ж. Мулячич, Дж. Пеллегрини) не дали убедит, результатов. Обычно Р. я. классифицируются по политико-геогра-фич. принципу, т. к. гос. объединения сыграли большую роль в формировании и сближении Р. я. Выделяется 5 подгрупп Р. я.: иберо-романская (португ., галисийский, исп., каталан. языки), гал-ло-романская (франц., прованс. языки), итало-романская (итал., сардин, языки), ретороманская, балкано-романская (рум., молд., аромун., мегленорум., истрорум. языки). Нек-рые ученые относят ретором. подгруппу к итало-романской, каталан. яз. к галло-ромаиской (К. Тальявини), либо объединяют каталаи. и прованс. языки в особую подгруппу (П. Бек). При этом выделяются «языки-мосты» (промежуточные между группами языков), напр., далматин. яз. занимает промежуточное положение между итало-ром. и балкано-ром. подгруппами. В. фон Варт-бург вслед за А. Алонсо выделяет «непрерывную Романию» (от португ. до итал.
яз.), к-рой противостоят «периферийные» языки (французский и балкано-романские). Развивая эту классификацию и исходя из осн. типологич. черт Р. я., можно объединить в одну группу языки «непрерывной Романии» (итал., окситан., каталан., исп., галисийской, португ. языки), от к-рых отличается, с одной стороны, «внутренний» язык — сардский, характеризующийся обилием архаич. черт, с другой — «внешние» языки — французский, ретором., балкано-роман-ские, к-рым свойственны значит, инновации и к-рые испытали большее влияние иносистемных языков. Языки «непрерывной Романии» в наибольшей степени отражают общероманский языковой тип.
Р. я. свойствен ряд общих тенденций, к-рые в каждом из них реализуются в разной степени; во многих случаях наиболее полно они осуществляются во франц. яз. Наибольшее своеобразие в целом проявляют балкано-ром. языки. Особенности звукового строя: в сфере вокализма — а) количеств, различия гласных, свойственные лат. яз., уступили место качественным, образовалась общероманская (кроме Сардинии) система из 7 гласных (i, e, е, а, о, о, и), к-рая сохранилась более всего в итал. яз. В португ. и особенно во франц. языках различие открытости/закрытости перестроилось и не всегда соответствует этимологии, в исп. и рум. языках оио утратило фонологич. характер. В нек-рых языках развились специфич. гласные: носовые во франц. и португ. языках, лабиализованные 6, й во франц., прованс, ретором. языках, среднеязычные i, а в балкано-роман-ских; б) образовались дифтонги в результате дифтонгизации гласных под ударением и выпадения интервокальных согласных (многочисл. дифтонги старо-франц. яз. подверглись стяжению); в) произошла редукция безударных гласных (в т. ч. и конечных) — в наибольшей степени во франц. яз., в наименьшей — в итал. яз.; нейтрализация е/е и о/о в безударном слоге во всех языках. В сфере консонантизма: а) упрощение и преобразование групп согласных, напр. лат. [к1] в clavem «ключ» дало [kl] во французском (clef), но [kj] в итальянском и румынском (chiave, cheie), [X.] в испанском (Have), [/] в португальском (chave). По-азному преобразовались группы (kt, s, kw, gw, ns, st) и др., а также палата-лизов. согласные. Палатализов. взрывные звуки [tj], [dj], [kj] и др. преобразовались в аффрикаты, к-рые позднее в нек-рых языках уступили место фрикативным согласным (ср. лат. facies, нар.-лат. facja, итал. faccia, рум. fafa, исп. haz, франц. face); б) ослабление (озвончение) или редукция интервокального согласного, ср. лат., итал. vita 'жизнь', исп. vida, франц. vie; лат. luna 'луна', португ. lua; в) ослабление и редукция согласного, закрывающего слог. Р. я. свойственна тенденция к открытости слога и ограниченной сочетаемости согласных, а также к фонетическому связыванию слов в речевом потоке (особенно во франц. яз.).
Р. я. принадлежат к флективным языкам с сильной тенденцией к аналитизму (особенно франц. устная речь). Морфо-логич. выражение нерегулярно (имеются-случаи невыраженности грамматич. категории и морфологич. омонимов). Существительное обладает категорией числа, рода (муж. и жен. род; лат. средний перераспределился между ними). Имя не имеет категории падежа (он сохранялся в старофранц.  и старопрованс.  языках; только балкано-ром. языки имеют дв.ухпа-дежную систему), объектные отношения выражаются предлогами. Особенностью Р. я. является разнообразие форм артикля: имеются формы неопредел, артикля мн. ч. (франц. des, итал. dei, исп. unos, рум. ni$te), партитивный артикль в итал. и франц. языках (del, du), указат. и при-тяжат. артикли в балкано-романских (рум. eel, al). У местоимений сохраняются элементы падежной системы. Характерная черта Р. я.— наличие двух рядов объектных местоимений: самостоятельных и служебных, приглагольных (напр., франц. me, a moi, исп. те, a mi, итал. mi, a me — 'мне'), во франц. яз. есть приглагольные субъектные местоимения, во франц. и итал. языках — адвербиальные (еп, пе). Объектные местоимения в большей степени грамматизи-ровались в балкано-романских и испанском языках, где они дублируют выраженное дополнение (рум. il vad ре рго-fesorul nostru, букв.— 'его вижу нашего учителя'). Прилагательные согласуются с существительным в роде и в числе во всех позициях, но нек-рые не изменяются в роде (исп., итал. verde — 'зеленый'; особенно многочисленны в устной форме франц. языка). Наречия обычно образуются от прилагательных суффиксом -ment(e) (< лат. mens, -tis; исп., итал., португ. lentamente, франц. lentement — 'медленно'), кроме балкано-ром. языков, где наречие сходно с немаркированной формой прилагательного (рум. гаи — 'плохой' и 'плохо'). Р. я. характеризуются разветвленной системой глагольных форм. Синтетич. лат. формы пассива и предпрошедшего и предбудущего времени утратились (последние сохранились в иберором. языках). Широкое развитие получили аналитич. формы, состояшие из вспомогат. глагола и неличных форм (причастия, инфинитива, герундия). Так, взамен лат. буд. вр. образовалась форма на основе перифразы «иметь» (рум.«хотеть», сардин.«долженствовать») плюс инфинитив (исп. cantara, рум. va cinta). Сочетание инфинитива со вспомогат. глаголом прош. вр. образовало форму с гипотетич. значением, к-рую квалифицируют как особое будущее индикатива или как особое наклонение (условное). Типовая схема ром. глагола содержит 16 временных форм в 4 наклонениях: 8 времен в индикативе: презенс, простой перфект (малоупотребителен в сардском яз.), имперфект, будущее, сложный перфект, предпрошедшее (отсутствует в рум. яз.), плюсквамперфект, предбудущее (последние 4 формы — аналитические в большинстве случаев); 2 — в кондиционалнее (простое и сложное; в прованс. яз.— 4 времени); 4 — в конъюнктиве (2 — в рум., но 6 — в исп. и португ. языках); 2 — в императиве (простое и малоупотребительное сложное). Видовые значения выражаются противопоставлением имперфекта/перфекта, простых/сложных форм, а также глагольными аффиксами и перифразами. Имеются активный и пассивный залоги, а также местоименная форма, выражающая возвратное (и косвенно-возвратное), взаимное (и косвенно-взаимное), пассивное или неопределенно-личное значения. Своеобразны в Р. я. неличные формы глагола (инфинитив, герундий, причастие II, в нек-рых языках и причастие I). В ряде языков инфинитив легко подвергается синтаксич. субстантивации. Неличные формы широко используются для образования перифраз с видовым, временным, модальным и залоговым значением    (напр.,    «делать» + инфинитив
выражает фактитивный залог, франц. aller + инфинитив — ближайшее будущее, исп. estar + герундий — длит, действие).
Порядок слов в ряде случаев фиксирован: в сложной глагольной форме вспомогат. глагол предшествует причастию (инфинитиву), инверсия возможна только в балкано-ром. языках. Прилагательное обычно следует за существительным (его препозиция маркирована), тогда как детерминативы предшествуют имени (кроме балкано-ром. языков), возможность инверсии в группах S—V—О ограничена (особенно во франц. яз.).
Для словообразования характерны легкость конверсии прилагательных в существительные, общность мн. суффиксов существительных и прилагательных, отыменные образования глаголов, диминутивное словообразование (кроме франц. яз.). Основу лексики Р. я. составляют слова, унаследованные из латыни, хотя значение их нередко изменялось. Имеется ряд ранних заимствований из кельт, языков, из германских и др.-греческого (особенно через латынь), в балкано-романских — нз славянских. Большую роль в развитии лексики Р. я. сыграли более поздние заимствования из лат. яз. и создание иауч. терминологии на лат.-греч. основе. В результате этого словообразо-ват. гнездо нередко объединяет фонетически различающиеся основы, из к-рых одна — нар. происхождения, другая — книжного, заимствованная из латыни, что ослабляет мотивированность словообразования.
Р. я. пользуются лат. алфавитом. В балкано-ром. языках письменность возникла на основе кириллицы. После 1860 рум. яз. перешел на латиницу, молд. яз. сохранял прежнюю письменность, в 1989 принято решение о переходе на латиницу. Для изображения звуков, отсутствующих в лат. яз., используются буквосочетания, диакритич. знаки, позиции буквы в слове. В исп., португ. и особенно во франц. языках большое место занимают историко-этимологич. написания. В исп., португ. языках, менее регулярно в итал. яз., в отличие от др. Р. я., отмечается словесное ударение.

Родство языковое

РОДСТВО ЯЗЫКОВОЕ —общее свойство двух или неск. языков, заключающееся в том, что их исконные минимальные значимые элементы (корневые морфемы и аффиксы) находятся в строго определенных соответствиях, отражающих регулярный характер звуковых преобразований (см. Фонетические законы) материального фонда, восходящего к общему источнику — праязыку. Группа родств. языков составляет семью. Объем понятия семьи в терминологич. практике изменчив. Одио и то же объединение родств. языков может именоваться и группой, и семьей. Так, слав, языки могут называться группой, входящей в индоевроп. семью, и семьей, входящей в большую семью. Для семей труднообозримых и далеко расходящихся языков (напр., индейских) применяются также термины «макросемья» и «фи-л и я», к-рые иногда выступают как синонимы, иногда как иерархически подчиненные термины.
Рус. яз. вместе с украинским и белорусским (вост.-слав, языки) входит в семью слав,  языков,  включающую также зап.-славянские (чеш., польск. и др.) и юж.-славянские (болг., сербскохорв. и др.) языки. Они связаны закономерными звуковыми соответствиями: рус. «вороиа», «сон», «мох», «муж», «луг», «межа», «чужой»; болг. «врана», «сън», «мъх», «мъж», «лъг», «межда», «чужд»; сербскохорв. «саи», «мах», «мепа», «туп»; польск. wrona, sen, mech, rnqz, tqg, miedza, cuzdy; чеш. meze, cizi, словеи. meja, tuj и т. п.
Нек-рые семьи обнаруживают более отдаленное родство (меньший объем исконной материальной общности) и объединяются в более крупные семьи. К слав, языкам наиболее близка семья балт. языков, ср.: рус. «ворона — ворон», чеш. vrana — vran, литов. varna — varnas, др.-прус, warne — warnis, латыш, varna. Слав, и балт. языки вместе с германскими, романскими, индоиранскими, греческим и др. языками составляют семью иидоевроп. языков, ср. рус. «брат», чеш. bratr, литов. brolis— broterelis, др.-инд. bhrata,_ авестийское bratar-, греч. frater, лат. frater, ирл. brathir, гот. bropar, тохар, ргасаг и др. Установлено родство фииио-угорских (финского, венгерского, мордовских и др.), тюркских (тур., туркм., якутский и др.), афразийских (араб., др.-евр., др.-егип. и др.) языков. Дальнейшие связи между крупными семьями более или менее проблематичны: урало-алтайская гипотеза (родство фин-ио-угорских, тюркских, монг. и др. языков севера Азии), индо-уральская (индоевроп. и уральских), нндо-семитская и индо-семито-кавказская и, наконец, ио-стратическая (родство всех языков Евразийского субконтинента). Чем меньше объем материальной общности и менее прозрачны регулярные звуковые соответствия, тем менее вероятно возведение сравниваемых языков к общему праязыку. Наличие нек-рой общности лексич. состава, синтаксич. конструкций, отд. фоиетич. черт и типологич. характеристик вне регулярных звуковых соответствий может быть результатом позднейших сближений различных (родств. и не-родств.) языковых коллективов, может объясняться отношениями ие родства, а «свойства» (см. Языковой союз, Контакты языковые,   Заимствование).
Надежным науч. аппаратом изучения и установления Р. я. является сравнительно-исторический метод. Он универсален: его постулаты, фундаментальные понятия (праязык, архетип, регулярность фонетич. законов и др.), способы установления родства и реконструкции исходного состояния в целом применимы к языкам разл. языковых семей и типов, вне зависимости от длительности письм. фиксации и наличия письменности  вообще.
Взгляды на проблемы Р. я. в истории яз-зиания менялись. Реконструкция любого отд. архетипа всегда принимает вид родословного древа, последовательного расщепления, дивергенции исходной праформы (морфемы, слова и т. п.). Родословное древо как графич. отображение сути и результатов сравнит.-ист. метода в эпоху младограмматизма было воспринято как абсолютная модель отношений Р. я. и развития языков вообще. Этой модели была противопоставлена теория волн И. Шмидта, согласно к-рой диал. различия, возникавшие в пределах праязыка, расходились из эпицентров инноваций во все стороны подобно волнам. Успехи лингвистической географии и социолингвистики показали, что отношения между родств. языками сложнее схемы родословного древа и теории волн. Языки не только дивергируют (см. Дивергенция), ио и конвергируют (см. Конвергенция) соответственно коивергентио-дивергентным процессам языковых коллективов. Праязык не только расщепляется, но и консолидируется, формируется в ходе контактного развития родств. диалектов. Чем больше возможность взаимопонимания и интенсивнее общение носителей этих диалектов, тем сильнее действует тенденция материального и структурного сближения между диалектами. Общность исходного материала обусловливает определ. общность тенденций его преобразования, параллельное и независимое (вне контактов) развитие, сходство результатов его эволюции. Ми. явления родств. языков, считавшиеся под давлением модели родословного древа архаизмами, восходящими к праязыковому состоянию, оказались параллельными инновациями: балто-слав. формирование корреляции именных и местоименных прилагательных (рус. «добр — добрый>, литов. geras—gerasis), происхождение изоглоссы centum~satam, соответствия взрывных велярных одних языков — спирантам других: ср. лат. centum (читай kl); cor, cordis; granum и авестийское satam, рус. «сто>, арм. sirt, рус. «сердце>, «зерио». Отмечается тенденция подстраивания поздних заимствований под закономерности исконных звуковых соответствий, ср. литов. pira-gas < слав.  «пирог>.
Степень Р. я. (лингвистич. расстояние между родств. языками) может не только уменьшаться, ио и увеличиваться в процессе ист. развития.
Существует иеск. способов измерения степени Р. я. Метод глоттохронологии М. Сводеша, А. Л. Крёбера и К. Креть-ена опирается на исследование лексики статистич. способом. Более универсален метод Я. Чекаиовского, при к-ром в центре внимания оказывается фонетика и морфология. Лексич. материал менее надежен, т. к. отд. слово относительно легко заимствуется. На основании цифровых показателей лингвистич. расстояния между родств. языками делаются попытки установления хронологии и последовательности распада соотв. праязыков. Однако для такой хронологизации необходим более тщательный отбор сравниваемых показателей с предварит, иерархизацией фактов методом относит, хронологии и внутр. реконструкции. Этим требованиям соответствует комплексный метод систем-но-типологич. реконструкции Т. В. Гам-крелидзе — Вяч. Вс. Иванова, предложивших пространственно-деривационную модель членения общеиидоевроп. языковой области как своеобразный синтез модели родословного древа и теории волн.

Риторика

РИТОРИКА (греч. rhetorike— ораторское искусство) — филологическая дисциплина, изучающая способы построения художественно выразительной речи, прежде всего прозаической и устной; близко соприкасается с поэтикой и стилистикой. Поскольку предметом Р. является прозаическая «украшенная», т. е. художественная, речь и правила еепостроеиия (порождения), Р. противостоит поэтике, изучающей поэ-тич. речь, грамматике, ориентированной на изучение «естественной» (эстетически не отмеченной) речи, и герменевтике, имеющей дело с пониманием текста.
История Р. подразделяется на 2 неравных периода. Хотя осознанный интерес к отд. частям Р. характерен для ряда древних культурных традиций, ср., напр., учение о т. наз. рити (особом качестве языка худож. текста, связанном с отбором и расположением слов) в старых инд. трактатах по поэтике, становление Р. как особой науки произошло в Др. Греции. Уже в 5 в. до и. э. двумя греками из Сиракуз был составлен не дошедший до нас учебник Р. Развитие Р. иа раиием этапе связано прежде всего с Аттикой, нек-рыми городами М. Азии, с о. Родос. Софист Горгнй (5—4 вв. до н. э.) положил начало Р. в Афинах, ею занимались также Трасимах Халкидон-ский, Протагор. Развитую форму Р. приобрела в 3—2 вв. до и. э. благодаря деятельности теоретиков Р.— Исократа, Аристотеля, Феопомпа, Дионисия Галикар-насского и др. С сер. 2 в. до н. э. под греч. влиянием в Риме также появляются ораторы и теоретики Р., прежде всего Цицерон и Квинтилиан. В результате практич. деятельности ораторов-риторов и анализа большого эмпирич. материала у Аристотеля («Риторика»), Цицерона (<De oratore», «Orator», «De inventione», «Brutus»), Квинтилиаиа («Institutio oratore>), Псевдо-Лоигина (условного автора трактата «О возвышенном») и др. сложилась особая область науч. знания, не только подводившая итоги практич. опыту ораторского иск-ва, но и предписывавшая ему свои законы и правила. Пройдя через период сосуществования разл. ораторских манер, Р. иа исходе античности начинает превращаться в нормативную дисциплину. Аитич. Р. включала в себя разделы об источниках красноречия (дарование, природные данные — natura; искусство — ars — как результат профессиональной выучки; упражнение — exercitatio), о родах красноречия, о задачах оратора, соответственно об элементах речи: 1) нахождение (inventio), т. е. систематизация материала, сведение многообразия к общим типам, выделение пункта доказательства, указание логич. аргументов, 2) расположение материала (dispositio), его композиция, 3) словесное выражение (elocu-tio), гл. часть Р. (критерии красноречия: правильность, ясность, упорядоченность — уместность, красота — украшеи-ность; средства удовлетворения этих критериев — отбор слов, их сочетание, фигуры речи), 4) запоминание (memona), учение о профессиональной ораторской памяти и 5) произнесение (pronuncia-tio, actio), учение об интонации, мимике, жестах,  способствующих  успеху  речи.
Антич. Р. была усвоена в средневековье и пользовалась большим престижем, входя в число семи «избранных наук». Эпоха Возрождения и следовавшие за ней периоды господства отд. худож. направлений (маньеризм, барокко, классицизм) уделяли Р. значит, внимание (миогочисл. трактаты 16—18 вв., особенно во Франции, Германии, Италии). В это время, особенно в 17 в., Р., с одной стороны, тяготеет к универсализации, обнаруживая связи с складывающейся «логической» грамматикой (см. Логическое направление), а с другой — превращается в инструмент, способный уловить достаточно тонкую дифференциацию эстетич. установок. Через Польшу и Украину идеи Р. проникли в 17 в. в Россию и иашли здесь отклик — < Книги суть риторики двои...» Макария (рукопись 1623), «De arte rhetorica liori X» феофаиа Прокопо-вича (1716), «Риторика» М. В. Ломоносова (1748). Пособия по Р. практич. характера продолжали появляться почти до сер. 19 в. Однако уже в 18 в. происходит разрыв между традиционной структурой Р. (включая исследовательский аппарат) и новым опытом худож. прозы (в частности, и ораторского красноречия). Р. начинает тяготеть к сближению (в нек-рых разделах — к слиянию) с поэтикой и к растворению в стилистике. В эпоху романтизма Р. с ее нормативно-дидактич. тенденциями начинает восприниматься как изживший себя канон, препятствующий свободному творчеству, как дисциплина схоластически-катологиза-торского типа, не способная проникнуться идеями историзма, препятствующая новым принципам словесного иск-ва. Р. как наука приходит к нач. 19 в. в состояние упадка. Однако с 60-х гг. 20 в. вновь начинается расцвет Р., нашедшей для себя новый идейио-науч. контекст. Она становится одной из наиболее быстро и продуктивно развивающихся дисциплин фи-лологич. цикла. Этот второй период в истории Р. нередко называют «неориторикой» или «общей P.» (rhetorique ge-nerale),  в отличие  от  Р.  традиц. типа.
Становление Р. нового типа вызвано в первую очередь лингвистически-м и факторами, через к-рые она включается в круг семиотич. дисциплин и в сферу культурологич. проблем. Уяснение статуса лингвистики в рамках теоретико-информационной концепции привело, в частности, к выделению и операционному определению т. иаз. поэтической функции языка, образуемой при наличии установки на сообщение (message), и к разработке лингвистич. методов исследования поэтич. функции. Не менее существенным был след. шаг — возникновение новой лингвистич. дисциплины, т. наз. лингвистики текста, к-рая предполагает описание как связанных таких фрагментов текста (сверхфразовых единств), к-рые превышают предложение, до последнего времени считавшееся наиболее крупной единицей языка. Независимо от того, выводится ли риторич. структура текста непосредственно из законов языка (распространение языковых правил на сверхфразовый уровень) или связывается с переосмыслением языковой структуры, упорядочиваемой извне (напр., по законам построения гео-метрич. симметрии и т. п.), — остается несомненной не только роль языкового субстрата в построении объектов, изучаемых Р., но и — что важнее — роль отд. языковых элементов (напр., имманентной грамматич. структуры предложения) в вероятностном определении структуры смежных участков текста. Это и обусловливает лингвистич. связанность (единство) текста, к-рую не может игнорировать Р. Складывающаяся лингвистич. теория прозы более конкретно отражает и возможности применения лингвистич. методов к анализу сверхфразовых единств, и взаимосвязь Р. и лингвистики, предполагающую зависимость (и ориентацию) объектов Р. (риторич. структур) от объектов лингвистики (языковых структур). В совр. семиотике под Р. как раз и понимают правила построения речи на сверхфразовом уровне, законы «поэтич. семантики», т. е. типы непрямых (переносных) значений (риторич. фигур), и «поэтику текста» (структуру отношений внутритекстовых элементов), включая анализ социального функционирования текстов как целостных знаков.
Многофункциональность Р., обеспечившая ей существование в новых условиях, позволяет говорить о «лингвистических» основаниях совр. Р. ив метаязык о-в о м аспекте: функционирование ее в качестве дескриптивного аппарата н нормативного регулятора дает возможность трактовать Р. как «вторичную» грамматику, функционирующую как своего рода метатекст. Описывая и предписывая процедуры конструирования коммуникативных форм и ситуаций, в к-рых речь употребляется с разными целями, Р. сама берет на себя задачу создания «функционального языка», выступая как одни из важнейших инструментов культуры, к-рый организует ее языковую и коммуникативную систему (Р. Лахман). На этих путях Р. входит в союз с др. дисциплинами, нащупывая новые формы функционирования в качестве стабилизирующей силы культуры. Принадлежа, как и яз-знание, к кругу семиотич. наук, Р. разделяет с ним ряд общих проблем: вариант — инвариант (ср. проблему т. наз. общих мест в Р.), типы (каталогизация и классификация), общее и частное, универсалии, проблема выводимости (развертывания) и сводимости (свертывания), сопоставление и поиск общего основания, моделирование действительности и т. п. Во мн. случаях Р. сталкивается как с типовыми с такими ситуациями, к-рые в яз-зиании выступают как исключения или парадоксы. Тем самым открываются возможности для дальнейшего (и притом сознательного) контакта Р. и лингвистики, при к-ром и последняя с пользой для себя обращается к опыту Р.

Речь

РЕЧЬ — конкретное говорение, протекающее во времени и облеченное в звуковую (включая внутреннее проговари-вание) или письменную форму. Под Р. понимают как сам процесс говорения (речевую деятельность), так и его результат (речевые произведения, фиксируемые памятью или письмом).
Характеристика Р. обычно дается через противопоставление ее языку (коду), понимаемому как система объективно существующих, социально закрепленных знаков, соотносящих понятийное содержание и типовое звучание, а также как система правил их употребления и сочетаемости. Р. и язык (код) образуют единый феномен человеческого языка и каждого конкретного языка, взятого в определенном его состоянии. Р. есть воплощение, реализация языка (кода), к-рый обнаруживает себя в Р. и только через нее выполняет свое коммуникативное назначение. Если язык — это орудие (средство) общения, то Р. есть производимый этим орудием вид общения; она создается       «приложением         „старого"
языка к новой действительности» (В. Скаличка). Р. вводит язык в контекст употребления (см. Прагматика). Р. конкретна и неповторима в противоположность абстрактности и воспроизводимости языка; она актуальна, язык же потенциален; будучи событием, действием, Р. развертывается во времени и реализуется в пространстве, язык же (код) отвлечен от этих параметров мира; Р. бесконечна, система языка конечна; Р. материальна, она состоит из артикулируемых знаков, воспринимаемых чувствами (слухом, также зрением, осязанием), язык (система языка) включает в себя абстрактные аналоги единиц Р., образуемые их различит, и общими (интегральными) признаками; иначе говоря, Р. субстанциональна, а язык формален; Р. активна и динамична, система языка в большей мере пассивна и статична; Р. подвижна, язык относительно стабилен; Р. линейна, язык же имеет уровневую организацию (см. Уровни языка); Р. стремится к объединению слов в речевом потоке, задача языка — сохранить их раздельность; Р. есть последовательность слов, язык вносит в нее иерархич. отношения; Р. субъективна, являясь видом свободной творч. деятельности индивида, язык — достояние пользующегося им общества, он объективен по отношению к говорящим; Р. произвольна, язык обязателен (императивен); Р. отражает опыт индивидуума, язык же в системе выражаемых им значений фиксирует опыт коллектива, «картину мира» говорящего на нем народа; Р. преднамеренна и обращена к определ. цели, в отличие от нецеленаправленности языка; Р. контекстно и ситуативно обусловлена, язык независим от обстановки общения; Р. вариативна, язык же (если отвлечься от проблемы диалектов) в каждый период своего существования инвариантен; Р. допускает элементы случайного и неупорядоченного, в отличие от языка, образуемого регулярными чертами своих единиц и отношений между ними; Р. отнесена к объектам действительности и может рассматриваться с т. зр. своей истинности или ложности, к языку истинностная оценка неприменима. За перечисленными различиями языка и Р., играющими в разных концепциях большую или меньшую роль, иногда видят противопоставление сущности и явления, общего и частного.
Р. обладает также свойствами, не противопоставляемыми непосредственно отдельно взятым чертам языка и относящимися к способу протекания речевой деятельности. Процесс Р. характеризуется определ. темпом, продолжительностью, тембровыми особенностями, степенью громкости, артикуляционной четкости, акцентом и т. п. Р. может быть охарактеризована через указание на психологич. состояние говорящего, его коммуникативную задачу, отношение к собеседнику, искренность, по признакам своей формальной и смысловой структуры. К Р. применимы эстетич. (стилистич.) и этич. (нормативные) оценки. Индивидуальный характер — важнейший признак Р. «Каждый индивид употребляет язык для выражения именно своей неповторимой самобытности» (В. фон Гумбольдт); язык же, по Гумбольдту, «есть средство преобразования субъективного в объективное». Субъективность Р. проявляется в том, что Р. имеет автора, передающего в ней свои мысли и чувства, для выражения к-рых он выбирает слова и структуры предложений; он относит языковые номинации к определ. объектам действительности, придавая им речевое значение. Говорящий (или пишущий) отдает предпочтение тому или иному стилю общения и сообщения (фамильярному, официальному, почтительному, пренебрежительному, прямому, косвенному и т. п.), использует высказывание с нужным для своих целей коммуникативным заданием. «Только в речи индивида язык достигает своей окончательной определенности» (Гумбольдт). Речевое поведение составляет существенную характеристику личности.
Разные типы Р. (см. Функциональный стиль) обладают неодинаковой степенью субъективности. Э. Бенвенист противопоставлял дискурс (фраиц. discours) — речь, «присваиваемую говорящим» (разл. жаиры устного общения, диевиики, письма, мемуары и пр.), ист. повествованию (франц. recit). Дискурс отличается от объективного повествования рядом грамматич.  черт (системой  времен,  местоимений и др.), а также коммуникативными установками. В расширит, смысле термин «дискурс» используется для обозначения разных видов Р. и речевых произведений (напр., прескриптивиый, практический, ораторский дискурс), связность и осмысление к-рых воссоздается с учетом всей совокупности не собственно языковых  факторов.
Р. тесно связана с мышлением (см. Язык и мышление). Нек-рые ученые говорят о речевом мышлении и этапах рече-мыслит. процесса (С. Д. Кацнельсон). Мышление, как и выражающая его Р., различается по степени объективности. Наиболее общим*является противопоставление теоретич.(объективного)и практич. (субъективного) мышления (разума, рассудка). Соответственно различаются два вида Р. — теоретич. и практич. рассуждение. Цель первого — установление истины. Оно следует логич. законам, непреложным и независимым от субъекта. Задача второго — принятие решения или предписание, т. е. выбор из ряда альтернатив, обусловленный субъективными оценками и интересами. Каждый из этих видов Р. обладает особыми признаками (принципами установления связности, допустимостью и характером противоречий, особенностями синтаксиса, модальностями и др.). В иной плоскости противопоставляются практич. (обыденная, бытовая) и поэтич. Р. Оба вида Р. субъективны, но поэтич. Р., в отличие от практической, допускает отчуждение от автора и придает субъективному содержанию общечеловеческую значимость. В то же время соединение поэтич. Р. с личным опытом и психикой воспринимающего обеспечивает ей (в отличие от практич. Р.) множественность интерпретаций.
Р. используется в разных социальных сферах и выполняет разные функции (см. Функции языка). Варьируясь, она приспосабливается к задачам и условиям своего функционирования; явления Р. типизируются, образуя относительно самостоят, системы — функциональные и индивидуальные стили, к-рые характеризуются и модификациями самой системы (его лексики и в меньшей степени грамматики), и такими речевыми особенностями, как длина предложений, набор коммуникативных целей, степень смысловой полноты Р., ее информативность, спонтанность или обработанность, степень клиширования, использование образных средств, допустимость разных интерпретаций и косвенных смыслов и т. п. В индивидуальных отклонениях Р. заложены истоки языковых изменений. Язык творит Р. и в то же время сам творится в Р. «Язык одновременно и орудие и продукт речи» (Ф. де Соссюр). Возможности варьирования Р., однако, ие беспредельны. Р. должна быть понята адресатом, причем ключом к восприятию Р. служит общий для собеседников, надиидивидуаль-ный язык, а также наличие общих фоновых знаний и владение правилами вывода косвенных смыслов. В известной степени «интересы понимания и говорения прямо противоположны» (Л. В. Щерба). Поэтому в ходе речевой коммуникации «язык выступает в качестве необходимого предела свободы» (Э. Косерю).
При помощи Р. происходит общение между людьми, следующее определ. социальным конвенциям. Общение создает коммуникативный коитекст, в к-ром реализуются речевые акты. В речевом общении может быть выделен ряд аспектов, соответствующих поставленной говорящими задаче: информативный, прескриптивиый   (воздействие   иа   адресата), экспрессивный (выражение эмоций, оценок), межличностный (регулирование отношений между собеседниками), игровой (апелляция к эстетич. восприятию, воображению, чувству юмора) и др. Эти аспекты, часто соприсутствующие в Р., могут обособляться, создавая самостоят, формы общения — речевые жанры, «языковые игры> (Л. Витгенштейн), различные не только по целям, но и по распределению ролей и коммуникативных интересов собеседников, речевой тактике, условиям успешности, предпочтительным синтаксич. структурам, принципам установления связности реплик и др.
Р. как один из видов социальной активности человека переплетается с др. формами деятельности, в т. ч. трудовой, в процессе осуществления к-рой она и возникла. Р. полифункциональиа и с этой точки зрения исследуется прагматикой. Подход к Р. как форме деятельности (см. Речевая деятельность) характерен для социо- и психолингвистич. исследований, изучающих процессы и механизмы речеобразоваиия, возникновение речевых ошибок и нарушений Р. (см. Нейролингвистика), отношение речевых действий к др. видам социальной активности человека (работы Н. И. Жин-кина, А. Р. Лурия, А. Н. Леонтьева, А. А. Леонтьева и др.), роль Р. в формировании сознания и проявлениях подсознательного, внутреннюю речь, процессы развития детской речи и др.
Р. рассматривается как вид сознательной и целенаправленной деятельности также в концепции лингвистической философии.
В рамках лингвистич. философии сформировалась теория речевых актов в ее совр. версии (работы Дж. Остина, Дж. Р. Сёрла и др.).
Теоретич. разработка проблемы языка и Р. связана с именем Соссюра (см. Женевская школа), относившего различение языка и Р. к самому предмету исследования — феномену языка (в его терминологии langage 'речевая деятельность'), в к-ром, как считал он, соединены объекты принципиально разной природы: язык (langue) и речь (parole). Он считал, что, хотя в своем существовании язык и Р. взаимообусловлены, они несводимы друг к другу и не могут рассматриваться с одной точки зрения, а «речевая деятельность, взятая в целом, непознаваема, так как она неоднородная Соссюр поэтому настаивал на разграничении лингвистики языка и лингвистики Р. Концепция Соссюра подвергалась критике за слишком резкое разграничение языка (системы языка) и Р., поведшее к чрезмерной абстрактности метаязыка лингвистики, предмет к-рой ограничивался системой языка. Идея неоднородности, диалектической противоречивости феномена языка высказывалась учеными и раньше. Так, Гумбольдт различал язык, определяемый им как деятельность духа (energeia), форму языка — постоянные элементы и связи, реализуемые в речевой деятельности, и продукт этой деятельности (ergon).
В сов. яз-знании 30-х гг. 20 в. язык рассматривался как нолифункциональный феномен, изучение к-рого не может быть отделено от конкретных форм Р. Система языка определялась как совокупность правил речевой деятельности (работы Щербы, Л. П. Поливанова, С. И. Берн-штейна и др.). Мысль Соссюра о соприсутствии в феномене языка элементов системы и Р., напротив, побуждала формулировать достаточно жесткие принципы их разграничения.  А. X. Гардинер предложил «применять наименование „язык ко всему тому, что является традиционным и органическим в словах и сочетаниях слов, а наименование „Р." — ко всему тому, что определяется конкретными условиями, „значением" и „намерением" говорящего». Достоянием Р. ои считал прежде всего функции слов в высказывании и соответственно такие категории, как субъект, объект, настоящее историческое, предложение, понимаемое как отнесенное к действительности высказывание (грамматич. структуру предложения Гардииер считал фактом языка).
Сходные мысли уже раньше высказывались И. А. Бодуэном де Куртенэ, разграничивавшим два вида единиц языка — единицы языковые и функционально-речевые. В сов. яз-зиании А. И. Смирниц-кий относил к языку все то, что воспроизводится в Р. (слова, фразеологизмы, морфологич. формы), а к Р. — все то, что производится в процессе коммуникации (словосочетания, конкретные предложения). Подобная точка зрения вызвала возражения тех, кто видел в языке и Р. два аспекта одного ф е и о м е и а. Т. П. Ломтев полагал, что «все лингвистические единицы являются единицами языка и речи: одной стороной оии обращены к языку, другой — к речи». Единицы Р. суть реализации единиц языка. Эта точка зрения может быть применена к таким конструктивным единицам, как фонемы, морфемы, слова, синтаксич. структуры, ср. такие пары единиц, как фон и фонема, морф и морфема, в к-рых «эмический» член принадлежит системе языка и характеризуется инвариантными признаками, реализуемыми в речевых вариантах (морфах, фонах). Между тем отрезки, получаемые в результате членения речевого потока по фонетич. и конкретно-смысловым признакам, т. е. слоги, такты (синтагма, в понимании Щербы), сверхфразовые единства (для письм. речи — абзацы), рассматриваются обычно только как единицы Р. (текста), хотя и они обладают иек-рыми типовыми характеристиками. Различение единиц языка и Р., согласно этому взгляду, оказывается обусловленным величиной расхождений между фиксируемым в системе языка типом и его речевыми реализациями. Для фонемы, морфемы и слова это соотношение является иным, чем для предложения. Нек-рые ученые предложили выделять в языке иные, хотя и соотносительные с противопоставлением языка и Р. аспекты. В информатике и теории коммуникации, оперирующих не только естественными, но и искусств, языками, используется противопоставление кода и сообщения. Те, кто рассматривает Р. в статическом, структурном аспекте, пользуются противопоставлением системы и текста (Л. Ельмслев).
В ряде концепций выделяется не два, атри аспекта языка. Мысль о возможности троякого подхода к языку, перекликающаяся с идеями Гумбольдта, была высказана в 1931 Щербой, к-рый различал: речевую деятельность (процессы говорения и понимания Р.), производимую психофизиологич. механизмами индивида; языковую систему (словарь и грамматику языка); языковой материал, т. е. совокупность всего говоримого и понимаемого в той или другой обстановке. Косерю присоединил к оппозиции языка н Р. третий компонент — норму, понимаемую как социально закрепленный узус — обязат. формы и стереотипы, принятые в данном обществе. Сюда он относил не только явления Р. (напр., ситуативно обусловленные стереотипы), но и явления языка, такие, как отклоняющиеся от продуктивного образца парадигмы склонения и спряжения. Тем самым в системе языка и в Р. был выделен нек-рый •«окаменевший» компонент, охраняемый от изменений нормирующей деятельностью общества. Нек-рые исследователи (И. М. Коржинек, Г. В. Колшанский) сводят оппозицию языка и Р. к противопоставлению реального объекта его иауч. описанию (теоретич. модели). Эта точка зрения, заменяющая онтологич. различие эпистемическим, уязвима, т. к. ставит существование языка (системы языка) в зависимость от существования лингвистики, разрабатывающей модели его описания, сама же система языка утрачивает стабильность, поскольку одна и та же речевая реальность допускает различия в моделировании. Соссюровское противопоставление языка и Р. обернулось, т. о., проблемой реальности и объективности системы языка. Последняя либо определялась как часть или аспект Р. (текста), либо отождествлялась с науч. моделью, базирующейся иа речевом материале, либо понималась как нек-рая психологич. или социопсихологич. категория — языковое знание, языковая способность человек, «совокупность отпечатков, имеющихся у каждого в голове» (Соссюр). Совр. версией психологич. традиции является введенное Н. Хомским противопоставление языковой компетенции и языкового исполнения (competence and performance), представляющее собой аналог оппозиции языка и Р. Компетенция понимается как нек-рое порождающее устройство, создающее речевые произведения. Термин «и с п о л и е-н и е», применявшийся уже Соссюром (франц. execution), умаляет творч. характер речеобразоваиия.
В итоге развития идей языка и Р. в каждом из этих соотносит, понятий был выделен статич. и динамич. аспекты. Ди-намич. сторона Р. соответствует деятельности, взятой во всей полноте ее характеристик (физических, психических и социальных); статич. сторона Р. соответствует выделенному из речевой деятельности и зафиксированному тем или иным способом тексту. Лингвистика Р. распадается на две взаимодополняющие области: теорию речевой деятельности и речевых актов, анализирующую динамику Р., и лингвистику текста, обращенную к статич. аспекту Р. Теория текста теснее связана с лит-ведением и стилистикой, теория речевой деятельности разрабатывается во взаимодействии с психологией, психофизиологией и социологией. Р. является объектом изучения не только лингвистов (психолингвистов, социолингвистов, нейролингвистов, фонетистов, специалистов по стилистике), ее изучают психологи, физиологи, логопеды, специалисты по теории коммуникации и информатике (иитеракционным системам), но высшей нервной деятельности, по акустике. Проблемы Р. находятся в фокусе внимания философов, логиков, социологов, литературоведов.

Речевой акт

РЕЧЕВОЙ АКТ — целенаправленное речевое действие, совершаемое в соответствии с принципами и правилами речевого поведения, принятыми в данном обществе; единица нормативного социорече-вого поведения, рассматриваемая в рамках прагматической (см. Прагматика) ситуации. Осн. чертами Р. а. являются: намеренность (иитенциоиальность), целеустремленность и конвенциоиальность. Р. а. всегда соотнесены с лицом говорящего. Последовательность Р. а. создает дискурс.
К Р. а. обращались исследователи, анализирующие речь в контексте жизни и жизнедеятельности человека и исходящие из того, что «речи... суть действия, происходящие между людьми» (Гегель) (см. Речь, Речевая деятельность, Психолингвистика, Социолингвистика), а также исследователи обиходной речи и др. форм речевого общения и поведения (см. Диалогическая речь. Речевой этикет). Проблематика Р. а. и речеобразо-вания содержится в лингвистич. концепциях В. Гумбольдта, Ш. Баллц, С. Кар-цевского, Л. П. Якубинского, К.Л.Бюлс-ра, Э. Бенвениста, М. М. Бахтина и др. Однако целостная и развитая теория Р. а. сложилась лишь в рамках лингвистической философии под влиянием идей Л. Витгенштейна о множественности назначений языка и их неотделимости от форм жизии: взаимодействие языка и жизни оформляется в виде «языковых игр», опирающихся на определ. социальные регламенты. Основы теории Р. а. были заложены англ. философом Дж. Остином (лекции, 1955; посмертно опубл. в кн. «How to do things with words», 1962). В дальнейшем теория Р. а. развивалась совместными усилиями философов, логиков, лингвистов и психологов.
В Р. а. участвуют говорящий и адресат, выступающие как носители определ., согласованных между собой социальных ролей, или функций. Участники Р. а. обладают фондом общих речевых навыков (речевой компетенцией), знаний и представлений о мире. В состав Р. а. входит обстановка речи и тот фрагмент действительности, к-рого касается его содержание. По Остину, выполнить Р. а. значит: произнести членораздельные звуки, принадлежащие общепонятному языковому коду; построить высказывание из слов данного языка по правилам его грамматики; снабдить высказывание смыслом и референцией, т. е. соотнести с действительностью, осуществив речение (англ. locution); придать речению целенаправленность, превращающую его в иллокутивный акт (англ. illocutionary act, т. е. 'выражение коммуникативной цели в ходе произнесения нек-рого высказывания'; термин Остина); вызвать искомые последствия (англ. perlocuti-оп), т. е. воздействовать на сознание или поведение адресата, создать новую ситуацию (напр., объявление войны). Дж. Р. Сёрл выделяет в Р. а.: акт произнесения (англ. utterance act); пропозициональный акт, осуществляющий референцию и предикацию; иллокутивный акт, реализующий целеустановку говорящего. Целенаправленность придает Р. а. особую, «действенную» интонацию, отмеченную Бахтиным. Функции Р. а. Остин назвал иллокутивными силами (англ, illocutionary forces), а соответствующие им глаголы иллокутивными («спрашивать», «просить», «запрещать» и т. д.). Понятие иллокутивной силы комплексно. Оио включает наряду с иллокутивной целью, объединяющей Р. а. в классы (напр., побуждение), ее интенсивность, способ достижения цели, особенности зависимой пропозиции и др. индивидуальные   условия   употребления   конкретных Р. а. (ср. акты побуждения, требования, совета и пр.). Образующие иллокутивную силу компоненты логически упорядочены (Сёрл, Д. Вандервекен). Они соответствуют программе описания значения иллокутивных глаголов.
Нек-рые иллокутивные цели могут быть достигнуты мимикой, жестом (см. Жестов языки, Паралингвистика). Однако клятва, обещание и т. п. невозможны без участия речи. Глаголы «клясться», «общать» и др. перформативны (см. Пер-форматив). Др. иллокутивные глаголы (напр., «хвалиться», «угрожать», «оскорблять >) не употребляются перформа-тлвно.
Поскольку перлокутивный эффект находится вне собственно Р. а., теория Р. а. сосредоточена на анализе иллокутивных сил, а термины <Р. а.> и «иллокутивный акт» часто употребляются как синонимы. Наиболее обобщенные иллокутивные цели отлагаются в грамматич. структуре предложения (ср. повествоват., вопросит., побудит, предложения). Иллокутивные цели играют важную роль в построении диалогич. речи, связность к-рой обеспечивается их согласованностью: вопрос требует ответа, упрек — оправдания или извинения и т. п.
При классификации Р. а. учитывается иллокутивная цель, психологич. состояние говорящего, направление отношений между пропозициональным содержанием Р. а. и положением дел в мире, отношение к интересам говорящего и адресата и др. Выделяются след. осн. классы Р. а.: информативные Р. а., сообщения (репрезентативы), напр. «Поезд пришел>; акты побуждения (директивы, прескрип-ции), напр. «Уйдите! », в т. ч. требование информации, т. е. вопрос: «Который час?»; акты принятия обязательств (ко-миссивы), напр. «Обешаю прийти вовремя»; акты, выражающие эмоциональное состояние (экспрессивы), в Т. ч. формулы социального этикета (behabitives, по Остину), напр. «Извините за беспокойство»; акты-устаиовления (декларации, вердиктивы, оперативы), такие, как назначения на должность, присвоение имен и званий, вынесение приговора и т. п. Существует аналогия между речевыми и ментальными актами, ср. утверждение и мнение, извинение и сожаление, раскаяние   (3. Веидлер).
Характеристика Р. а. обычно дается через их сопоставление с пропозицией. Значение Р. а. не сводится к значению входящего в него пропозиционального содержания. Одна и та же пропозиция способна входить в разные Р. а.: «Я приеду завтра» может быть обещанием, угрозой, сообщением. Понимание Р. а., обеспечивающее адекватную реакцию, предполагает правильную интерпретацию его иллокутивной силы. Последняя определ. образом взаимодействует с пропозицией, напр. побуждения и обязательства могут включать только пропозиции, относящиеся к плану будущего. Их цель — создать такое положение вещей, к-рое соответствокало бы значению пропозиции. Они направлены от пропозиционального содержания к действительности. Пропозиции характеризуются условиями истинности, Р. а. — условиями успешности (англ. felicity conditions), несоблюдение к-рых ведет к иллокутивным неудачам. В одних случаях для эффективности Р. а. необходима определ. социальная ситуация (приказ, приговор и т. п. имеют силу только в устах людей, ваделенных соотв. полномочиями и опираются на социальные институты). В др. случаях успешность Р. а. зависит от личностных факторов. Аналогом требования истинности, предъявляемого к суждению (пропозиции), является требование искренности, удовлетворение к-рого входит в условия успешности Р. а. Напр., обещание действительно тогда, когда говорящий искрение намерен его выполнить и уверен, что в состоянии это сделать. Условие искренности (доброй волн) связывает Р. а. с намерениями говорящего, а через них с состояниями его сознания (интенциональяыми состояниями): просьбы соответствуют желаниям и нуждам говорящего, сообщения — эпистемич. состояниям, выражения чувств (экспрессивы) — тем или другим эмоциям. Согласование Р. а. с интенциональными состояниями признается обществом обязательным для речевых действий. Это подтверждается тем, что высказывания типа «Иван умен, но я так ие считаю» неприемлемы, хотя в иих нет явного противоречия. Условия успешности предполагают, что адресат способен опознать иллокутивную силу Р. а., к-рая должна в нем быть вербально или невербально (просодически, мимически) выражена. Однако существует большая категория косвенных Р. а., иллокутивная цель к-рых присутствует имплицитно и выводится адресатом благодаря его коммуникативной компетенции. Принцип вежливости, принятый в речевом общении, требует смягчения побуждений, к-рые часто бывают косвенными. Напр., модали-зоваииый вопрос о способности адресата осуществить незатруднительное действие косвенно выражает просьбу: «Ты можешь налить мне чаю?». То же значение получают выражения желаний: «Я бы хотел побыть одни» может означать «Оставь меня одного». Косвенные Р. а. подвержены конвеиционализации: мода-лизоваииый вопрос почти всегда эквивалентен просьбе. Конвеиционализация проверяется рядом тестов, из к-рых главным является тест на совместимость с отрицанием имплицитной цели. Высказывание «Ты можешь налить мне чаю? Но я тебя об этом ие прошу (Но не делай этого)» отражало бы непоследовательность речевого поведения.

Референция

РЕФЕРЕНЦИЯ — отнесенность акту-ализованных (включенных в речь) имен, именных выражений (именных групп) или их эквивалентов к объектам действительности (референтам, денотатам). Р. определяется тремя осн. факторами: синтаксическим, логико-семантическим и прагматическим (см. Прагматика). В зависимости от синтаксической функции различается референтное и нереферентное употребление именных выражений: в позиции актантов (подлежащего и дополнений) реализуются разные виды Р., в позиции предиката имена употребляются нереферентно, указывая не иа объект действительности, а на признаки соотв. объектов («Петр—писатель»). С логико-семантическим фактором связаны след. типы отнесенности именных выражений к объектам действительности: Р. к одному члену того или другого класса объектов, к некрой части класса, к охарактеризованному определ. признаком подклассу, к целому классу, к любому (каждому, всякому) представителю класса, к никакому (потенциальному) члену класса объектов. С прагматическим фактором связано различение видов Р. по их отношению к фонду зиаиий собеседников. Речь может идти о предмете, известном только говорящему (интродуктив-и а я Р.: «Есть у меня один приятель»), об объекте, известном как говорящему, так и адресату (идентифицирующая Р.: «Этот ребенок никого ие слушается»), об объекте, не входящем в фонд знаний собеседников (н е о п р е д е-ленная Р.: «Петр женился на какой-то студентке»). Прагматич. фактор действует преим. в сфере конкретной Р., относящей именное выражение к фиксиров. предметам, индивидам. Конкретная Р. опирается иа пресуппозицию существования объекта.
В осуществлении Р. участвуют фонд автономных единиц и их актуализаторы. К первым принадлежат имена собственные и нарицательные, именные словосочетания (группы), личные, неопредел., ука-зат. и отрицат. местоимения. К актуали-заторам, оформляющим именные выражения, относятся артикли, притяжат., ука-зат., неопредел, и отрицат. прилагательные, числительные. В механизмах Р. участвуют лексич. значения именных выражений, детерминирующие Р., определения имени и коитекст, в частности аиа-форич. связи, устанавливающие корефе-рентностъ имен (их отнесенность к одному и тому же объекту).
Одни тип Р. может обслуживаться принципиально разными языковыми средствами. Напр., к осуществлению идентифицирующей Р., связанной с прагматич. фактором, наиболее приспособлены:
1)  дейктич. (и личные) местоимения, выполняющие указательную функцию и приложимые к любому предмету, выбор к-рого зависит от речевой ситуации;
2)  имена собственные, выполняющие и о-минативную функцию и обладающие свойством единичной Р. независимо   от   условий   коммуникации;  3) субстантивные выражения, к-рые состоят из имен нарицательных, выполняющих денотативную функцию (или функцию обозначения) и приложимых к любому объекту, относительно к-рого истинно их значение, и актуализа-торов, суживающих область Р. с класса до индивида. Т. о., идентифицирующая Р. опирается на 3 вида отношений — указание, именование и обозначение. Выбор способа идентификации предмета прагматически обусловлен. Указание обеспечивает Р. в ситуации присутствия предмета. Именование обеспечивает Р., когда речь идет о предмете, известном обоим собеседникам. Обозначение обеспечивает Р. к предмету, известному говорящему, но не адресату.
Тип Р. определяет роль смысла именных выражений в семантике высказывания. Когда Р. осуществляется через указание иа отношение объекта к классу, смысл именного выражения входит в семантику высказывания, напр.: «Из леса выбежал з а я ц», «Лев — хищное животное». Говорящие пользуются в этом случае именами с таксономич. типом значения. В случае идентифицирующей Р. говорящие прибегают к указанию на индивидные признаки объекта, способные выделить его из класса, напр. «твой отец», «моя дача», «владелица этой дачи», «автор „Воскресения"», «убийца Кеннеди», «королева Англии». Такие выражения принято называть определенными дес к р и п ц и я м и (термин Б.Рассела). К. Доинеллан различает 2 типа употребления определенных дескрипций: референтное и атрибутивное. При референтном употреблении значение дескрипции служит только для указания на объект. Оно не входит в содержание высказывания, влияющее иа его истинностное значение. Замена одного выражения другим, имеющим ту же Р., не сказывается на истинности высказывания, напр.: «Автор „Гамлета" (автор „Макбета") умер в один год с автором „Дои Кихота" (Сервантесом)». Такое употребление называется прозрачным. При атрибутивном употреблении значение выражения входит в смысл высказывания. Оно семантически связано с предикатом и выполняет характеризующую функцию (наряду с идентифицирующей), напр.: «Грабитель складов не новичок». Такое употребление принято называть непрозрачным (У. О. Куайн).
Теории Р. начали складываться в логике. Их истоком явились наблюдения над значением и употреблением имен нарицательных, и в первую очередь — конкретной лексики (Дж. С. Милль, Г. Фре-ге, Рассел, Р. Карнап и др.). Имена нарицательные наделены определ. понятийным содержанием (сигнификатом) и в то же время способны к деиотации (обозначению; предметов, т. е. обладают экстенсиоиалом. В двуплановости семантич. структуры имен логики искали причину логич. парадоксов, в частности отклонений от закона тождества (Фреге). Излишнее разграничение указанных компонентов семантич. структуры имени привело к расчленению логич. семантики на теорию значения и теорию Р. (Куайн). В теории Р. наибольшее внимание было уделено идентифицирующему типу, на основе к-рого и сложились осн. концепции Р. Общее развитие теорий Р. определилось    их    постепенной    прагматизацией. В концептуальный аппарат теорий Р. вошли понятия коммуникативной установки говорящего, его интенции, фонда знаний собеседников, коммуникативной организации высказывания, отношения к контексту. Наиболее важный шаг был сделан Л. Линскпм, к-рый прямо соотнес акт Р. с говорящим субъектом, поставив под сомнение связь Р. с семантикой тех языковых выраже нин, к-рые служат для указания на предмет речи. Р., т. о., была интерпретирована как одно из проявлений интенция говорящего. Дж. Р. Сёрл представляет акт Р. как отношение между намерением говорящего и узнаванием этого намерения адресатом. Позднее С. А. Крипке предложил различать Р. говорящего и семантич. Р. Первая определяется контекстом и намерением автора речи (она принадлежит прагматике), вторая — языковой конвенцией.
Наряду с иитенциональной (прагма-тич.) концепцией Р. существуют семантич., номинативная и дейктич. концепции. Они различаются тем, какому типу отношений в установлении связи между языковым выражением и фиксиров. объектом действительности придается наибольшее значение. Семантич. теория (к ней приближается теория дескрипций Рассела) исходит из того, что Р. обеспечивается значением, и этот тезис распространяется на имена собственные, к-рые в ряде случаев рассматриваются как скрытые дескрипции (имя Гомер скрывает за собой дескрипцию автор «Илиады» и «Одиссе и»). Номинативные теории (напр., каузальная теория Крипке) исходят из того, что Р. обеспечивается отношением именования, этот тезис распространяется на мек-рые виды имен нарицательных (имена естеств. реалий и веществ), к-рые приравниваются к именам собственным. Дейкгнч. теория (концепция Д. Каплана) исходит из того, что сущность Р. состоит в указании на предмет, к этому механизму могут быть сведены все др. способы отнесения имени к объекту. Семантич. теория абсолютизирует дескриптивные средства языка, Ее слабым местом является тезис о том, что имена собственные имеют значение. Номинативные теории абсолютизируют отношения именования, их слабым местом является неверное представление о том, что значение имен нарицательных не участвует в осуществлении идеитифици рующей Р. Дейктич. теория, абсолютизирующая отношения указания, ошибочно отрицает участие значения референтных выражений и формировании смысла высказывания.

Ретророманские языки

РЕТОРОМАНСКИЕ ЯЗЫКИ (от лат. Raetia — Ретия, древнеримская провинция и romanus — римский) (ладин-ские — в италоязычной литературе) — относительно архаичная подгруппа романских языков н диалектов; включает швейцарский ретороманский (кантон Граубюнден, Швейцария), тирольский ретороманский (обл. Трентино-Альто-Адидже, Италия) и фриульский (обл. Фриули-Венеция-Джулия, Италия) языки. Эти языки рассматриваются также как варианты единого ретороманского языка. Ряд черт — рефлексы латинского -s вомн. ч., сохранение групп согласного с плавным, палатализация k/g перед а, частично развитие лат. й > и — в генетич. отношении объединяет Р. я. с сев.-итал. ареалами, где эти явления еще прослеживаются. Типологически по тем же признакам Р. я. сближаются с франц. яз. и противопоставлены итальянскому. Этим обусловлены колебания в отношении места ретором. подгруппы в классификациях ром. языков. Проблематичен и вопрос о лингвистич. статусе отд. языков и диалектов ретором. зоны в их отношении друг к другу и к итал. яз., вопрос о характере ретором. общности и роли ретийского субстрата в ее формировании. В совр. состоянии ареалы Р. я. размыты влиянием итал. и нем. языков.
Швейцарский ретороманский язык с 1938 объявлен четвертым нац. языком федерации. Представлен в двух вариантах — сурсельвскнй яз. и верх.-энгадинский яз., к-рыепоочередно (с периодичностью в один год) используются в функции офиц. языков кантона, наряду с итальянским и немецким. Известен также под названиями «граубюнденский», «курвальский» (устар.), <романшский> (самоназв.) и «западный ретороманский», к-рый в ряде классификаций подразделяется на западный граубюнденский (сурсельвскнй), центральный (сутсельвскии и сурмиранский) и восточный (верх.-знгадинекий, ннж.-энгадинский и мюнетерский). В др. классификациях выделяется сельвекая (западный и центральный) и энгадинская (восточный граубюнденский) зоны.
На сурсельв. яз. (устар. назв.— об-вальдский) говорят более 17 тыс. чел. Распространен в долинах Переднего и Среднего Рейна. В основе лит. нормы лежит говор Дисентиса. Различаются также говоры Тавеча, медельские, брейльские и лугнецекие. Лит. памятники известны с 1600. Сутсельв. яз. (реже называется субсельвеким) распространен в долинах Заднего Рейна. Число говорящих св. 1,2 тыс. чел. Имеет говоры Домлешга, Шон-за и Домата (Эмса). Письм. памятники известны с 1611. Сурмиран. яз. распространен в долинах pp. Юлия и Альбула. Число говорящих св. 3 тыс. чел. Занимает переходное положение между сельв. и знгадин. ареалами. Имеет говоры Тифен-кастеля и Савоньина (говоры Бивио и Бергюна в большинстве совр. классификаций относят к верх.-знгадинским). Впервые был описан в 18 в.
Верх.-энгадин. яз. (самоназв. — пу-тер) распространен в верховьях р. Инн. Число говорящих ок. 3,6 тыс. чел. Лит. памятники известны с 16 в. Ниж.-энга-дин. яз. (самоназв. — валадер) распространен в ср. течении Инна. Число говорящих ок. 5 тыс. чел. Письменность с 16 в. Близок верх.-энгадинскому. Мюнстер. яз. распространен в долине Валь-Мюс-тайр. Число говорящих менее 1 тыс. чел. Близок   ниж.-энгадинскому.
В целом энгадинская (ладинская) зона более однородна, чем сельвекая, здесь менее заметно влияние нем. яз. На всех вариантах швейцарского ретороманского издается лит-ра н осуществляется начальное обучение в школе, кроме мюнстер. яз., к-рый заменен в школе ниж.-энгадин-ским. Используется в основном орфография итал. яз., дополненная элементами нем. графики для передачи шумных согласных    (аффрикат   и    фрикативных).
Тирольский ретороманский язык (известен также под названиями «ладинский», «доломитский», «трентинский») во мн. классификациях рассматривается как центральный ретороманский. Общее число говорящих ок. 20 тыс. чел. Представлен разрозненными группами говоров: гадерскнми (эннеберг-скими) в долине Валь-Гадера, письм. свидетельства с 1877; гарденскими (ла-динскими) в долине Валь-Гардена, диалектологич. описания в транскрипции с 1813; ливиналлонгскими в верховьях р. Кордеволе; фассанскими, переходными ктрентин. говорам ломбард, типа. В пров. Беллуно (обл. Венеция на С.-В. Италии) выделяют также переходные к фриульским комеликский и ампецанский говоры, а также говор Эрто. К 20 в. исчезли нон-нский (или ноннсбергский) и зульцберг-ский говоры (в долине Валь-ди-Соле). В верховьях р. Адидже в 14—18 вв. бытовал лачесский говор, к-рый предположительно являлся продолжением мюнстер. ареала швейцарского ретороманского.
Фриульский язык во мн. классификациях называется восточным ретороманским. Число говорящих на Ф. я. ок. 700 тыс. чел. Осн. диалекты: удинский, горицианский, восточный, горнофриульский с подгруппой карнийских говоров, западный (переходный к венециан, типу) и равнинный фриульский. К фриульскому относились в прошлом и италором, говоры Истрии. Лит. норма сформировалась к 17 в. на основе диалекта г. Удине. Отмечается значит, влияние на фриульский яз. венециан, диалекта и итал. яз. Письм. традиции, опирающиеся на орфографич. нормы итал. яз., восходят к 14 в., однако фриульский преобладает в бытовом общении.
Р. я., развившиеся на базе самостоят, говоров галлоитал. типа (родственных ломбард, и венециан, диалектам), по-разному соотносятся с исходным ареалом итал. яз. Для фриульского и тирольского ретороманского итал. яз. выступает в качестве надрегиональной нормы; швейцарский ретороманский развивается обособленно в специфич. условиях отсутствия наддиалектной нормы, что компенсируется наличием территориальных связей между отдельными его вариантами.

Редуцированные гласные

РЕДУЦИРОВАННЫЕ ГЛАСНЫЕ — 1) сверхкраткие гласные среднего подъема непереднего и переднего образования, унаследованные древними славянскими языками из праславянского (напр., пра-слав. *п>пъ 'сон'. *dbnb 'день'). По традиции, Р. г. обозначаются кириллич. буквами <ъ» и <ь»; 2) гласные в речевом потоке, подвергающиеся редукции.
В праслав. яз. Р. г. возникли из индоевропейских й и I кратких и отличались признаком сверхкраткости от долгих и кратких гласных. Выступая как самостоят, фонемы, Р. г. могли быть как под ударением, так и в безударных слогах, но в любой позиции они звучали короче и слабее остальных гласных. В положении перед j гласные <ъ» и <ь» выступали в позиционных вариантах ы (<ы редуцированный») и и (<и редуцированный»), напр. в др.-рус. прил. красьныи, синий (из   кгазьпъ + jb,   sinb + jb).
В истории всех слав, языков Р. г. были утрачены (т. наз. падение редуцированных). Под утратой Р. г., происходившей неодновременно, понимается как их исчезновение, так и их изменение в гласные полного образования — разные в разных слав, языках. Падение Р. г. относится к 10 — 1-й пол. 13 вв. Разл. судьба <ъ» и <ь» зависела от сильного или слабого их положения в словоформах: сильным положением <ъ» и <ь» была позиция под ударением и перед слогом со слабым редуцированным (напр., pbstryjb; Ььгьуьпо), слабым — на конце слова (напр., dbnb, бъпъ), перед слогом с гласным полного образования или с сильным редуцированным (напр., dbni, tbmbnb). В слабых позициях Р. г. исчезли во всех слав, языках, в сильных результаты их изменения оказались различными. В др.-рус. яз. <ъ» -» <о», <ь» -» <е», ср. рус. «сон», «день», укр. <сон», <день», белорус, «сон», «дзень»; точно такие же результаты в макед. яз.: «дом», «ден»; в польском «ъ» и <ь» равно дали <е», но перед <е» на месте «ь» выступает мягкий согласный (ср. sen, raech 'мох', но pies, dzieti); в чешском и словацком также на месте «ъ» и <ь» произносится «е», но в словацком вместо «ъ» выступают еще «о» н «а» (чеш. sen, den, словац. sen, den, но loz или mach); в верх.-и ииж.-лужицком «ь» -» <е» (верх.-луж. dzen, ниж.-луж. zeri), а «ъ» в верх.-лужицком -» «о», «е», в ниж.-лужицком -* <е> (верх.-луж. moch, desc, ниж. луж. mech, sen); в сербскохорватском «ъ» и <ь> совпали в «а» (сан, дай); в словенском — в долгих слогах в «а», в кратких — в э (орфографически «е»): mah, dan, pes (произносится pas); в болгарском <ь» -» «е» («ден», «пес»), «ъ» -» а (в орфографии обозначается буквой <ъ», сън, мъх). Разл. судьбу в слав, языках имели и Р. г. «ы» н «н».
В результате утраты Р. г. в слав, языках произошли коренные изменения в фонетич. и морфологич. системах: возникли закрытые слоги (ср. «сто/лъ» -> «стол»), развились процессы уподобления согласных по глухости — звонкости (ср. «просьба» -> [проз' ба]) и твердости— мягкости (ср. «красьныи» -» [красный]), появились беглые гласные (ср. рус. <сон — сна», польск. sen — sna, чеш. sen — snu), возникли морфемы, состоящие из одних согласных (ср. рус. <рус-ьск-ыи -* -» рус-ск-ий»), нулевая флексия (ср. <дуба — дуб») и т. д. После утраты Р. г. слав, языки стали сильнее отличаться друг от друга по сравнению с предшествующим периодом.
Р. г. во 2-м значении не являются сохранившимися древними Р. г., а возникли в относительно позднее время в результате смены музыкального ударения динамическим.