Ток-писин

ТОК-ПИСИН (неомелаиезийский язык, новогвинейский пиджин, меланезийский пиджин) — креолизовавшнйся пиджин. Офиц. язык Папуа — Н. Гвинеи (наряду с англ. и хири-моту), осн. рабочий язык парламента, провинциальной и местной администрации. Широко используется как язык межплеменного общения, в особенности в сев., центр, и вост. р-нах государства. Родной язык неск. десятков тыс. человек, живущих в Порт-Морсби, Рабауле, Маданге, Веваке, Лаэ и др. городах. Общее число говорящих ок. 3  млн.   чел.
Т.-п., по-видимому, как н др. креольские языки Меланезии — неосоломо-иик (Соломоновы о-ва) и бислама (Вануату),— восходит к плантационным пиджинам, распространенным в последней трети 19 в. на о-вах Самоа и в Квинсленде. Как самостоят, язык Т.-п. сложился в кон. 19 в. на плантациях на о-вах Самоа, а также на севере Н. Британии, где испытал сильное субстратное влияние океанийского языка толаи (куаиуа). Диал. членение изучено слабо. Наиболее резко противопоставлены городские (испытывающие влияние аигл. яз.) и сел. социальные диалекты; среди последних выделяется диалект  Нагорья.
Фоиологич. структура проста, в сел. диалектах противопоставляются фонемы р, t, k, b, d, g, m, n, rj, s, h, г ~ 1, w, y; i, e, a, o, u). T.-n. — аиалитич. язык с элементами агглютинации. Морфоло-гич. противопоставление классов слов выражено слабо. Существительное неизменяемо; в местоимении противопоставлены 4 числа, имеются инклюзивные и эксклюзивные формы; в глаголе морфологически выражается переходность, ви-до-времеиные и модальные значения реализуются при помощи служебных слов. Большая часть лексики восходит к англ. яз., ок. 15% слов заимствовано из толаи, остальные — из др. океанийских языков,   немецкого,   малайского.
Оригинальная худож. лит-ра на Т.-п. выходит с кои. 1960-х гг.; нормирование проводится с опорой на сельские социальные диалекты. Письменность иа основе латиницы. На Т.-п. ведется преподавание в школе, идут радио- и телепередачи, проводится богослужение, издается учебная, обществ.-полит, и худож. лит-ра.

Тюркские языки

TЮРКСКИЕ ЯЗЫКИ—семья языков, на к-рых говорят многочисленные народы н народности СССР, Турцнн, часть населения Ирана, Афганистана, Монголии, Китая, Румынии, Болгарии, Югославии н Албании. Вопрос о генетич. отношении этих языков к алтайским языкам находится на уровне гипотезы, к-рая предполагает объединение тюркских, тунгусо-маньчжурскнх и монгольских языков. По мнению ряда ученых (Е. Д. Поливанов, Г. Й. Рамстедт н др.), рамки этой семьи расширяются включением кор. и япон. языков. Существует также урало-алт. гипотеза (М. А. Кастрен, О. Бётлннгк, Г. Винклер, О. Доннер, 3. Гомбоц и Др.), согласно к-рой Т. я., а также др. алт. языки составляют вместе с финно-угорскими языками урало-алт. масросемью. В алтанстнч. лит-ре типологнч. сходство тюрк., монг., тунгусо-маньчж. языков иногда принимается за генетич. родство. Противоречия алт. гипотезы связаны, во-первых, с нечетким применением сравнительно-исторического метода при реконструкции алт. архетипа и, во-вторых, с отсутствием точных методов н критериев для дифференциации исконных н занметв.   корней.
Формированию отд. нац. Т. я. предшествовали многочисл. и сложные миграции их носителей. В 5 в. началось движение из Азии в Прикамье гурских племен; с 5—6 вв. стали продвигаться в Ср. Азию тюрк, племена из Центр. Азии (огузы и др.); в 10—12 вв. расширился диапазон расселения древних уйгурских н огузских племен (нз Центр. Азии в Вост. Туркестан, Ср. и М. Азию); происходила консолидация предков тувинцев, хакасов, горных алтайцев; в нач. 2-го тыс. кнрг. племена с Енисея переселились на нынешнюю терр. Киргизии; в 15 в. консолидировались казах, племена.
По совр. географии распространения выделяются Т. я. след. ареалов: Ср. и Юго-Вест. Азии, Юж. и Зап. Сибири, Волго-Камья, Сев. Кавказа, Закавказья н Причерноморья. В тюркологии имеется неск. классификационных схем. В. А. Богороднцкий разделял Т. я. на 7 групп: северо-восточную (якут., ка-рагасский н тув. языки); хакасскую (абаканскую), в к-рую включались са-гайский, бельтирскнй, койбальскнЙ, ка-чинский и кызыльский говоры хакас, населения региона; алтайскую с юж. ветвью (алт. н телеутскнй языки) и сев. ветвью (дналекты т. наз.черневых татар н нек-рые др.); западно-сибирскую, куда включены все дналекты сиб. татар; поволжско-прн-уральскую (тат. н башк. языки); среднеазиатскую (уйгур., казах., кирг., узб., каракалп. языки); юго-западную (туркм., азерб., кумыкский, гагаузский и тур. языки). Лннгвнстич. критерии этой классификации не отличались достаточной полнотой н убедительностью, так же как и чисто фонетнч, признаки, положенные в основу классификации В. В. Радлова, выделявшего 4 группы: восточную (языки и диалекты алт., обских, енисейских тюрок н чулымских татар, карагас, хакас, шорскнй н тув. языки); западную (наречия татар Зап. Сибири, кирг., казах., башк., тат. и, условно, каракалп. языки); среднеазиатскую (уйгур, н узб. языки) и ю ж н у ю (туркм., азерб., тур. языки, нек-рые южнобережные говоры крымскотат. яз.); якут. яз.
Радлов выделял особо. Ф. Е. Корш, впервые привлекший в качестве оснований для классификации морфологнч. признаки, допускал, что Т. я. первоначально разделялись на сев. и юж. группы; позднее юж. группа распалась на восточную и западную. В уточненной схеме, предложенной А. Н. Самойловичем (1922), Т. я. распределены на 6 групп: p-rpyu-па, или булгарская (в иее включался также и чуваш, яз.); д-группа, или уйгурская, иначе северо-восточная (помимо др.-уйгурского в нее вошли тув., тофа-лар., якут., хакас, языки); тау-группа, или кыпчакская, иначе северо-западная (тат., башк., казах., кирг. языки, алт. яз. и его дналекты, карачаево-балк., кумык., крымскотат. языки); таг-лык-группа, или чагатайская, иначе юго-восточная (совр. уйгур, яз., узб. яз. без его кыпчак. диалектов): таг-лы-группа, или кыпчакско-туркменская (промежуточные говоры — хнвннско-узбекские         и    хн-
вннско-сартские, утратившие самостоят, значение); ол-группа, иначе юго-западная, или огузская (тур., азерб., туркм., южнобережные      крымскотат.      диалекты).
В дальнейшем предлагались новые схемы, в каждой из к-рых была попытка уточнить распреде 1ение языков по группам, а также включить др.-тюрк, языки. Так, напр., Рамстедт выделяет 6 осн. групп: чуваш, яз.; якут, яз.; сев. группа (по А. М. О. Рясянсну — сев.-восточная), к к-рой отнесены все Т. я. и диалекты Алтая и прилегающих р-нов; зап. группа (по Рясянезу — сев.-западная) — кирг., казах., каракалп., ногайский, кумык., карачаев., балк., караимский, тат. и башк. языки, к этой же группе отнесены и мертвые куман. и кыпчак. языки: вост. группа (по Рясянсну — юго-восточная) — новоуйгур. и узб. языки: юж. группа (по Рясянену — юго-западная) — туркм., азерб., тур. и гагауз, языки. Нек-рые вариации подобного типа схем представляет классификация, предложенная И. Бенцингом н К. Г. Менгесом. В основе классификации С. Е. Малова лежит хронологич. признак: все языки делятся на «старые», «новые» и «новейшие».
Принципиально отличается от предыдущих классификация Н. А. Баскакова; согласно его принципам, классификация Т. я. есть не что иное как периодизация истории развития тюрк, народов и языков во всем многообразии возникавших и распадавшихся мелких родовых объединений первобытного строя, а затем крупных племенных объединений, к-рыс, имея одно происхождение, создавали общности, различные по составу племен, а следовательно, и по составу племенных языков.
Рассмотренные классификации, при всех их недостатках, помогли выявить группы Т. я., генетически связанных наиболее близко. Обосновано особое выделение чуваш, и якут, языков. Для разработки более точной классификации необходимо расширение набора дифференциальных признаков с учетом чрезвычайно сложного диал. членения Т. я. Наиболее общепринятой схемой классификации при описании отд. Т. я. остается схема, предложенная  Самойловичем.
Типологически Т. я. относятся к агглютинативным языкам. Корень (основа) слова, не будучи отягощен классными показателями (классного деления имен существительных в Т. я. нет), в им. и. может выступать в чистом виде, благодаря чему становится организующим центром всей парадигмы склонения. Аксиальная структура парадигмы, т. е. такая, в основе к-рой лежит один структурный стержень, оказала влияние на характер фонетнч. процессов (тенденция к сохранению четких границ между морфемами, препятствие к деформации самой оси парадигмы, к деформации основы слова и т. д.). Спутником агглютинации в Т. я. является сингармонизм.
Наличие гармонии гласных и связанное с ней противопоставление переднеязычных согласных заднеязычным, отсутствие в исконно тюрк, словах сочетаний веек, согласных в начале слова, на стыках морфем нлн в абсолютном исходе слова, особая типология слогов обусловливают относит, простоту дистрибутивных отношений   фонем в Т. я.
Более последовательно проявляется в Т. я. гармония по признаку палатальности — непалатальностн, ср. тур. ev-ler-in-de 'в их домах', карачаево-балк. бар-ай-ым 'пойду-ка' н т. п. Губной сингармонизм в разных Т. я. развит в разной степени.
Существует гипотеза о наличии для раннего общетюрк. состояния 8 гласных фонем, к-рые могли быть краткими и долгими: а, э, о, у, в, у, ы, и. Спорным является вопрос, было ли в Т. я. закрытое /е/. Характерной особенностью дальнейшего изменения др.-тюрк, вокализма является утрата долгих гласных, охватившая большинство Т. я. Они в основном сохранились в якут., туркм., халадж. языках; в др. Т. я. сохранились лишь их отд. реликты.
В тат., башк. и др.-чуваш, языках произошел переход /а/ в первых слогах ми. слов в лабиализованное, отодвинутое назад /а0/, ср. *кара 'черный', др.-тюрк., казах, кара, но тат. кара; *ат 'лошадь', др.-тюрк., тур., азерб., казах, ат, но тат., башк. а°т, н т. д. Произошел также переход /а/ в лабиализованное /о/, типичный для узб. языка, ср. *баш 'голова', узб. бош. Отмечается умлаут /а/ под влиянием /и/ след. слога в уйгур, яз. (етн 'его лошадь' вместо аты); сохранилось краткое э в азерб. н новоуйгур. языках (ср. *кэл- 'приходи', азерб. гэл'-, уйгур, кэл-), тогда как э > е в большинстве Т. я. (ср. тур. gel-, ногайское, алт., кирг. кел- и пр.). Для тат., башк., хакас, и отчасти чуваш, языков характерен переход э > и, ср. *эт 'мясо', тат. нт. В казах., каракалп., ногайском н карачаево-балк. языках отмечается днфтонгоид-ное произношение нек-рых гласных в начале слова, в тув. и тофалар. языках — наличие   фарингализов.   гласных.
Консонантизм Т. я. может быть представлен в виде таблицы (см. выше).
Т. наз. огуз. языки допускают звонкие смычные в анлауте; кыпчак. языки допускают смычные в этой позиция, но глухие  смычные   преобладают.
В процессе изменений согласных в Т. я. звуки с более или менее сложной артикуляцией подвергались упрощению или превращались в звуки др. качества: исчезли билатеральный /л/ и межзубный /з/; велярный /к/ в ряде языков превратился в обычный среднеязычный /к/ илн /х/ (ср. "кара 'черный', орхонское кара, казах., каракалп., карачаево-балк., уйгур, кара, но тур. kara, чуваш, хура). Распространены случаи озвончения согласных в интервокальной позиция (характерные для чуваш, яз. и в особенности для Т. я. Сибири), многочисл. ассимиляции  согласных,   особенно   в   аффиксах, переход к > ч н т > ч перед гласными переднего ряда (ср. дналекты азерб., тур., уйгур, языков: чнм < кнм 'кто'). Наблюдаемое во мн. Т. я. изменение начального й- в аффрикату также объясняется внутр. закономерностями развития Т. я. Ср. *йэр 'земля', азеро. йэр, кирг. жер (где /ж/ обозначает звонкую аффрикату), хакас, чнр, тув. чер. В др. случаях изменения звуков могут возникать под воздействием соседних неродств» языков: таковы радикальное изменение тюрк, консонантизма в якутском, а также в известной мере в чувашском, появление прндыхат. смычных в нек-рых Т. я. Кавказа н Сибири.

Туркменский язык

ТУРКМЕНСКИЙ ЯЗЫК— одни из тюркских языков. Распространен в Туркм. ССР, частично в Узб. ССР (Ка-ракалп. АССР), Тадж. ССР, Казах. ССР н Ставропольском крае РСФСР (св. 2 млн. чел., 1979, перепись), а также в Иране (ок. 700 тыс. чел.), Афганистане (ок. 350 тыс. чел.), Турции (ок. 120 тыс. чел.), Ираке (ок. 200 тыс. чел.). Общее число говорящих ок. 3,8 млн. чел. Осн. диалекты: текинский, йомудский, эрса-рииский, салырский, сарыкскнй, човдурский и ряд более мелких. Диалект ставропольских туркмен называют трухмен-скнм яз.
Т. я. сформировался на базе зап. племенных языков огузов, но в процессе развития приобрел нек-рые черты, свойственные тюрк, языкам кыпчак. группы. Спе-цнфнч. особенности Т. я.: наличие первичных долгих гласных, наличие межзубных с н з (вместо <с> и <з> в др. тюрк, языках), развитая гармония губных гласных; наличие варианта отрнцат. формы аффикса буд. неопредел, временя с конечным -р (помимо общей с др. тюрк, языками формы на -маз/-меэ) и др.
Старый лнт. Т. я. был пренм. языком поэзнн. Совр. лнт. Т. я. сформировался после Окт. революция 1917 в результате консолидации туркм. диалектов на базе текнн. дналекта. До 1928 Т. я. использовал араб, алфавит, позднее — латиницу, с 1940 — письменность на основе рус. графики.
• Баскаков Н. Л., К истории изучения туркм. языка, Аш., 1965; Грамматика туркм. языка, ч. 1. Фонетика и морфология, Аш., 1970; П о ц е л у е в с к и й А. П., Иэбр. труды, Аш., 1975: Туркмен дилнниа диалект-леринин очерки. Ашгабат, 1970; Туркмен дили-нин грамматнкасы. Белум 2. Свз дузумииин ве йенекей сезлемин синтаксиси, Ашгабат, 1977; Баблыев X., Сайланан ишлер, Ашгабат,   1981.
Рус.-туркм. словарь, М., 1956; Туркм.-рус. словарь, М., 1968; Большой рус.-туркм. словарь, т. 1 — 2, М., 1986—87; Туркмен дилиниа гвллуги.^Ашгабат, 1962. Е. А. Поцелуевский. ТЮРКИ — общее название региональных литературных тюркских языков 17—19 вв.: среднеазиатского, восточноогузского, поволжского  и  северокавказского.
Среднеазиатский Т. представляет собой более позднюю разновидность чагатайского языка. Диалектная его основа — карлукско-уйгурскне диалекты. Вместе с тем он вобрал в себя разнодна-лектные формы, обусловленные региональным варьированием и интенсивным контактированием с тюрк, языками др. групп. Тюркско-иран. двуязычие в Самарканде и Бухаре, а также в туркм. владениях, пограничных с Ираном, широкое распространение арабского в качестве языка религии и науки, воздействие перс. лит. традиции, школьное преподавание араб, и перс, языков способствовали обогащению среднеазиат. Т. араб, и перс, заимствованиями. На этом языке, наряду с релнг.-мистическими, широкое распространение имели нст.-повест-воват. жанры, а также разл. жанры светской лит-ры; сохранились деловые документы и нет. акты. Благодаря над-диалектному характеру среднеазнат. Т. сочинения на нем были широко читаемы тюркоязычнымн народами, населяющими терр. от прол. Босфор и р. Днепр до р. Иртыш  и   Индия.
Вост.-огуз. Т. складывается в 16 в., его характеризует явное преобладание огуз. черт в фонетике и морфологии при все еще значит, влиянии чагатайского яз. и ср.-азиат. Т. На этом языке существуют историко-повествоват. сочинения, эпнч.   и   лирнч.   поэзия.
В основу поволжского Т. был положен золотоордынскнй Т. Его днал. основа — кыпчакские (тат., ас 18 в. и башк.) диалекты. Поволж. Т. на разных этапах своего развития подвергался сильному влиянию чагатайского яз. н ср.-азнат. т. В поволж. Т., наряду с арабизмами и фарсизмами, со 2-Й пол. 18 — нач. 19 вв. вошли также русизмы и слова европ. происхождения. На нем существовала обширная религ.-мистич. лит-ра; сохранились ист.-повествоват. сочинения, грам-матнч.   трактаты   ранних   тюркологов и
учебные пособия, рукописные, а затем и печатные словари 17—18 вв.; жанры ху-дож. лит-ры были мало распространены — в осн. эпич.  и лирич. поэзия  17—19 вв.
Северокавказский Т. — кннжно-письм. язык с кыпчакской (ст.-кумыкской) днал. основой н регулярным отражением ряда ст.-азербайджанских фонетич., грамматич. н лексич. черт. Он являлся региональным письм. языком офиц. делопроизводства и общения на Сев.-Вост. Кавказе (особенно в Дагестане, Чечне), обслуживая не только тюркоязычные народы, но также носителей ряда кавказских (иберийско-кавказских) языков — андийцев, частично даргинцев, чеченцев, кабардинцев, ингушей; на нем представлены памятники эпистолярного жанра н поэтич. сочинения.
Все лнт. Т. пользовались араб, графикой, мало приспособленной к своеобразию тюрк, фонетики, но допускающей фонационное варьирование в частя огласовки согласных.
В базисных морфологнч. системах ср.-азнатского, вост.-огузского и поволжского Т., исторически оказывавших влияние на формирование совр. тюрк. лит. языков, могут быть вычленены соответственно «староузбекские», «старотуркменские» и «старотатарские» элементы. На этом основании в Узбекистане первый называют «староузбекским» языком, второй в Туркмении — «старотуркменскнм», третий в Татарин — «старотатарскнм» языком.

Тунгусо-маньчжурские языки

ТУНГУСО-МАНЬЧЖУРСКИЕ ЯЗЫКИ (тунгусские, маньчжуро-тунгусские языки) — группа близкородственных языков Сибири и Д. Востока, к-рые, по мнению ряда исследователей, входят в алтайскую языковую семью (см. Алтайские языки). Имеется и концепция, не признающая алт. родства н объясняющая все сходства между Т.-м. я. н др. членами этой семьи взаимовлияниями первоначально неродств. языков.
Т.-м. я. распространены в Ср. и Вост. Сибири (значит, часть таежной зоны), на побережье Охотского м., в Приамурье (СССР); кроме того, они представлены в КНР (Сев.-Вост. Китай, Снньцзян-Уй-гурский авт. р-и) и МНР (р-н Баргн). Число говорящих на Т.-м. я. в пределах СССР 58 тыс. чел. (1979, перепись). В течение последних столетня ареал этих языков уменьшился в басе. р. Лены, в ряде юж. р-нов Сибири и Д. Востока н к Ю. от р. Амур, но увеличился на С.-В. Сибири. Проблема древней истории расселения тунгусо-маньчжуров окончательно не решена. Имеются гипотезы, локализующие их прародину в Приамурье или в Центр. Китае; более вероятно их пребывание в 1-м тыс., т. е. в заключит, период сохранения праязыкового единства, на терр. зап. Прибайкалья н, по-видимому, ряда соседних регионов.
Сравнит, близость Т.-м. я. и высокая степень их диал. раздробленности (при наличии переходных диалектов) затрудняют как выделение самостоят, языков, так и их классификацию. В сов. науч. лит-ре принято выделять 11 Т.-м. я., однако фактически отчетливо противопоставлены лишь 5: эвенкийский (с солон-ским и негидальским), эвенский, удэ(ге)й-скйй (с орочеким), нанайский (с ульч-ским и орокскнм), маньчжурский (с чжурчжэньским). Принято также подразделение Т.-м. я. на 3 ветви: сибирскую, иначе северную, или эвенкийскую (эвенкийский н эвенский), амурскую, пли нанийскую (удэгейский и нанайский), и южную, илн маньчжурскую. Имеются и др. варианты классификации.
Для пратунгусо-маньчж. состояния реконструируются (И. Бенцниг) 16—18 согласных фонем (р, b, t, d, k, g, ?, 3, s, x, m, a, ?ri, n, 1, r, j, ?w), симметричная система гласных (долгие и краткие а, а, i, i, о, б, и, й) н ряд дифтонгов (в основном типов jV н Vp. Системы фонем совр. Т.-м. я. в целом достаточно сходны с этой реконструкцией и между собой; из явлений вторичного характера наиболее типичны    утрата    лабналнзов.    гласных
переднего ряда (в большинстве языков); развитие в h-образный звук или исчезновение анлаутных *х (эвенкийский, эвенский, удэгейский, маньчжурский), *р (эвенкийский, эвенский, удэгейский), *s (эвенкийские диалекты, эвенский); появление вторичных долгих гласных и дифтонгов как результат утраты интервокальных *g (удэгейский, нанайский, маньчжурский), *Ь (удэгейский, нанайский), *г (удэгейский) и нек-рых др. согласных; возникновение назализов. гласных в ауслауте из сочетаний гласного с *-п (солонский, нанайский, орочекнй); существ, преобразования мн. сочетаний согласных. В Т.-м. я. действует гармония гласных по ряду, частично и по лабиализации, ср. эвенкийское ana-за-га 'толкают', ama-Зй-га 'приходят', sono-30-ro 'плачут' (роль признака ряда в гармонии частично затемнена вторичными процессами слияния и изменения артикуляции гласных). Стечения согласных допустимы, как правило, лишь в середине слова. Ударение (силовое в эвенкийском и эвенском, музыкальное в нанайском и удэгейском) тяготеет в большинстве языков к концу слова, в эвенкийском и эвенском   также   к долгим   гласным.
Для Т.-м. я. характерен суффиксально-агглютинативный морфологич. тип, оп-редел. роль принадлежит и явлениям фузии. Черты аналитизма особенно заметны в маньчж. яз., где морфология во многом перестроена. Имени в Т.-м. я. свойственны категории числа (ед. ч. н ми. ч. на *1, *sal), падежа [общими являются номинатив с нулевым показателем, аккузатив на *Ьа, датив на *dua, директив иа ?tiki, элатив на *gi3i, инструменталис на *3i, аблатив на *duki, локатив на *(du)la,
пролатив на *(du)li; в маньчжурском часть этих окончаний утрачена, но имеется генитив]; притяжательностн (различаются лично-притяжат. и возвратно-при-тяжат. формы, а также особые формы косвенной принадлежности с суффиксом д; в маньчжурском категория притяжательностн утрачена). Структура глагола во всех Т.-м. я. достаточно единообразна, однако кол-во, способ образования и употребление периферийных форм времен и наклонений заметно варьирует по диалектам и языкам. Характерно широкое использование причастий в функции предиката. Посредством суффиксов образуются формы совершаемостей (видовой направленности) — около 15 из них имеют общетунгусо-маньчж. происхождение, а также производные глаголы с семантикой страдат., возвратного, побудит., совместного, взаимного залогов (в спряжении залоговых различий нет). Имеются инклюзивное н эксклюзивное местоимения 1-го л. мн. ч. Широко употребительны послелоги, связь к-рых с предшествующим именем часто выражена притя-жат. окончанием.
Осн. средство словообразования — суффиксация; в лит. маньчж. яз. активно используется словосложение с усечением компонентов. Особенно распространены суффиксы основообразования и отыменного словообразования имен с собнрат., оценочными и др. значениями.
В Т.-м. я. отдается предпочтение порядку слов SOV, определение предшествует определяемому, однако этот порядок не является обязательным. Согласование прилагательного с существительным в числе н падеже наблюдается в эвенкийском и эвенском языках. Для предложения характерен номинативный строй. При относительно  слабой    развитости    форм
сложноподчиненного предложения Т.-м. я. отличаются широким применением конструкций с нефиннтнымн формами глагола, функционально соответствующих придаточным предложениям др. языков.
Древнейший слой общеалт. лексики в Т.-м. я. не всегда легко отграничить от многочисленных более поздних заимствований, особенно из монг. языков. Заметную роль в формировании лексики сыграли контакты с самодийскими языками. В эвенкийском и эвенском языках много якутских, в маиьчж. яз. — кит. заимствований. Кроме того, маньчж. яз. сам оказал значит, лекенч. влияние на др. Т.-м. я. Приамурья. Осн. источником заимствований для Т.-м. я., распространенных на терр. СССР, является рус. яз.
Памятники чжурчжэиьского яз., написанные т. наз. малым чжурчжэньским письмом, относятся к 12—16 вв. Обширной лнт-рой представлен маиьчж. яз. (письменность с 1599 иа основе монг. алфавита, переработана и дополнена диакритикой в 1632). В кон. 20-х гг. 20 в. начата разработка письменности (на основе латинской, а с 1936 — рус. графики) и в 1931—32 начато издание лит-ры на эвенкийском, эвенском и нанайском языках. Созданная в то же время удэгейская письменность развития не получила; разрабатывается новая письменность.

Тропы

ТРОПЫ (от греч. tropos — поворот, оборот, оборот речи) — согласно длительной традиции, понятие поэтики и стилистики, обозначающее такие обороты (образы), к-рые основаны иа употреблении слова (или сочетания слов) в переносном значении и используются для усиления изобразительности и выразительности речи. Такое толкование Т. долгое время относилось к наиболее распространенным и конкретизировалось указанием частных Т. (метафора, метонимия, синекдоха — в первую очередь, а также эпитет, гипербола, литота, оксюморон, перифраза и т. п.), к-рые в совокупности и составляли класс Т.
Понятие «троп» возникло в недрах эллн-иистич. рим. риторич. системы (Филодем, Цицерон, Гермоген и др.), где ему и было даио одно из удачных для своего времени определений: «Троп есть такое изменение собственного значения слова или словесного оборота в другое, при котором получается обогащение значения» (Квин-тилиан, VIII, 6, I). Однако и до того как термин «Т.» был введен в науку (Аристотель, изучавший отд. Т., н прежде всего метафору, употреблял термин «Т.» только в связи с обозначением формы силлогизма, логич. фигуры или модуса), были сформулированы нек-рые важные идеи, относящиеся к Т., первые наброски классификации Т. и учеиия о сочетании слов и соотв. «поэтических» эффектах (тот же Аристотель, Теофраст, перипатетич. риторика и т. п.). Пределом антич. теории Т. было умение описывать внеш. формы явления, к-рые, естественно, должны были осознаваться (что и произошло, особенно позже, в теориях словесности схоластич. типа) как нечто необязательное, извне привнесенное и искусственное, относящееся к «украшениям» речи (подобное понимание Т. было свойственно и старой санскр. поэтике, обладавшей оригинальной классификацией Т.). В результате утраты интереса к творч. аспекту тропообраэовання и разрыва теории с более поздним опытом худож. словесности теория Т. превратилась к сер. 20 в., если ие считать редкие аналитич. опыты поэтов или лингвистов, подходивших к Т. с чисто языковой точки зрения, в наиболее застойную и трафаретную часть поэтики и стилистики; казалось, что ценное в теории Т. исчерпывается номенклатурой, используемой, нередко приблизительно, в «рабочих» анализах поэтич. текстов.
Определяющую роль в возрождении интереса к Т., введении прежней проблематики в новый науч. контекст сыграли идеи н методы общей теории знаковых систем (см. Семиотика), структурной лингвистики, лингвистики текста, а также нейролингвистики, позволившей связать два осн. вида Т. с двумя фундаментальными типами афазии. Более глубоким стало понимание сути самого явления Т., выведенного из изоляции и исключительно статич. модуса. Появились новые определения Т., носящие не «операционный», а сущностный характер. Совр. тенденции в исследовании Т. получили обобщенное отражение в формулировке П. Шофера и Д. Раиса (1У77), определивших Т. как семантич. транспозицию от наличного знака (знака in praesentia) к знаку отсутствующему (in absentia), к-рая 1) основана на восприятии связи между одной и более семантич. чертами каждого изозначаемых, 2) маркирована семантич. несовместимостью микроконтекста и макроконтекста, 3) мотивирована референционной связью (см. Референция) подобия, или причинности, или включения, или противоположения (под семаитич. чертой понимается единица значения; микроконтекст — сегмент в цепи означающего, к-рый занимает Т.; в случае однословного Т. микроконтекст совпадает с самим наличным знаком; макроконтекст включает и те части цепи означающего, к-рые необходимы для определения отсутствующего знака). Наиболее характерными чертами формирующейся в совр. яз-знании теории Т. можно считать: понимание Т. как системы,, элементы к-рой — отдельные Т. организованы иерархически (благодаря этому подходу проясняются отношения взаимосвязи между частными Т. и становится возможной постановка вопроса о генезисе Т., т. е. о своего рода «перво-тропе»); лингвистич. мотивировку Т. (Т. как явление языка и, более того, такое явление, к-рое глубже всего детерминировано языковыми фактами; соответственно теория Т. включается в яз-зна-ние как один из его новых разделов); проекцию понятия Т. в сферу «несловесных» искусств (живопись, кино, пантомима и т. п.) и  др.
Укорененность Т. в самой структуре языка и органич. предрасположенность языка к созданию Т. никогда не отвергались, но явно недооценивались. Корни «тропичности» следует искать в дву-плановости самой структуры языка как знаковой системы (см. Знак языковой) и в асимметрии плана содержания и плана выражения (см. Асимметрия в языке). Внутри этой рамки развитие определяется принципом экономии и принципом увеличения гибкости и разнообразия способов выражения данного содержания. На ранних этапах развития языка подобная неединственность форм выражения могла реализоваться в противопоставлении двух языковых модусов — языка, описывающего «реальную» ситуацию (и только ее), и языка, способного описывать «потенциальную» ситуацию, не мотивируемую реалиями (нек-рые архаичные языки в известной мере сохраняют следы этих двух модусов). «Потенциальный» языковый модус может пониматься как источникs т. иаз. поэтич. языка. «Сверхреальиое» содержание этот язык передает отклоняющимися от нормы средствами, специфич. оборотами, реализующими и «вторые» смыслы, т. е. Т. Типология ранних форм поэтич. языка свидетельствует не только о связи его с Т., но и об отнесении «тропизированной» речи к особому классу «непрямой» речи, где в наибольшей степени проявляются парадоксы тождества и различия в языке. Исследования поэтики ряда архаичных традиций показали сознательность установки поэта на создание «кривой» речи (ср. внутр. форму слова «Т.», подчеркивающую идею отклонения, или термин инд. ср.-век. поэтики vakrokti, букв.— изогнутое выражение):    ради   этого   поэтнч.   текст рассекается, растягивается, в нем меняется привычный порядок элементов, конструируются <запрещенные> в <прямом > языке связи и т. п., по сравнению с «нормой» текст деформируется. Этот процесс в значит, степени совершается с помощью Т., благодаря к-рым увеличиваются возможности передачи новых смыслов, фиксации новых точек зрения, новых связей субъекта текста с объектной сферой. Сознательно поэт актуализирует не все возможности языка, однако существенна и роль не осознаваемого поэтом, «случайного» в дальнейшей жизни текста. Поэтому Т. свойственна нестабильность, «поэтическая» относительность в ходе развития.
Связь Т. со структурой языка существует и на уровне отд. Т. Противопоставление метафоры и метонимии, основанное на различии ассоциаций по сходству и по смежности, не только позволяет операцнонно различать поэтич. (метафорнч.) и прозаич. (метонимич.) стили, ио и непосредственно отсылает к двум осям языка — парадигматической, на к-рой совершается выбор элементов (см. Парадигматика), и синтагматической, на к-рой происходит комбинация выбранных элементов (см. Синтагматика). Метафора как творч. трансформация сходств и метонимия как творч. трансформация смежностей оказываются представительницами этих двух осей языка и соответствующих им операций. Бесспорность этой дихотомии подтвердилась в процессе установления Р. О. Якобсоном лннгвистнч. синдромов для двух оси. типов афазии (один из них связан с разрушением ассоциаций по сходству, другой — ассоциаций по смежности). Противопоставление метафоры и метономни, намеченное Якобсоном, объясняет и предложенное Е. Кури-ловичем понимание различий между этими двумя Т.: метафора может быть понята как смена семантически разл. знаков в одинаковых синтаксич. позициях, тогда как метонимия должна пониматься как изменение самой сннтаксич. позиции. Языковые основания определяют и др. различия этих тропов; напр., метафора функционирует в связи с предикатом (шире — в сфере атрибутов), и первичная ее функция — характеризующая, метонимия выполняет идентифицирующую функцию по отношению к конкретным   предметам   (Н. Д. Арутюнова).
Несмотря на полярность метафоры н метоннмнн, противопоставление к-рых задает основную ось, определяющую всю систему Т., пространство между ними в значит, степени оказывается заполненным рядом промежуточных форм смешанного происхождения. Появляется возможность говорить об обратимости Т. (нли их «относительности»), благодаря к-рой все пространство структуры Т. оказывается связанным, а поэтнч. речь получает новый источник ее усложнения: «формы изобразительности неотделимы друг от друга: онн переходят одна в другую...; один и тот же процесс живописания, претерпевая различные фазы, предстает нам то как эпитет, го как сравнение, то как синекдоха, то как метономня, то как метафора в тесном смысле» (А. Белый). Обратимость Т., свидетельствующая об их связи в данном состоянии системы (синхрония), открывает перед яз-знаннем новые аспекты в изучении Т., значение к-рых выходит далеко за пределы науки о языке. Прежде всего сама система Т. и ее развертывание в текстах дайной поэтич. традиции представляют собой уникальное опытное поле, на к-ром
происходят многообразные и сложные процессы синтеза (н анализа) новых значенвй в результате взаимодействия наличных элементов семантнч. парадигмы и их положения на сиитагматич. оси. В этом смысле лингвистич. изучение Т. вводит исследователя в сферу глубинных проблем семантики. Др. аспект в исследования Т. вытекает нз синхрония, связанности отд. Т., к-рая заставляет предполагать аналогичную связь в диахронии и даже возможность реконструкции исходного Т., послужившего источником всего многообразия конкретных Т., что вплотную подводит к ист. морфологии Т. По-новому вырисовывается роль Т., в основе к-рого лежит представление о целом по его части (метонимии и особенно синекдохи). По мнению У. Эко, в качестве «исходного» Т. может рассматриваться метонимия, в основе к-рой — цепь ассоциативных смежностей в структуре кода, контекста я референта. Ряд специалистов особый акцент в этой области делает на синекдохе: по Ц. Тодо-рову, удвоеиие этого Т. образует метафору; льежская группа ц во главе с Ж. Дюбуа выводит нз синекдохи и метафору, и метонимию; А. Анри определяет метафору как двойную метонимию; более сложна позиция Шофера н Раиса, также придающих особое значение синекдохе, но ставящих своей гл. целью «переопределение» (и, следовательно, переинтерпретацию) трех осн. Т. Возможно, что решение вопроса о «первотропе» неразрывно связано с реконструкцией такой «протоситуации», в к-рой впервые появилась смысловая структура, характеризующаяся сочетанием прямого и переносного планов. Сам же «прорыв» в сферу переносного значения (и «непрямой» речи) знаменовал собой эпоху рождения Т., начало «естественного» языка, принципиально неотделимого от современного.

Транспозиция

ТРАНСПОЗИЦИЯ (отср.-век. лат. trans-positio — перестановка) — использование одной языковой формы в функции другой формы — ее противочлена в парадигматическом ряду (см. Парадигма). В широком смысле Т.— перенос любой языковой формы, напр. Т. времен (использование наст. вр. вместо прошедшего или будущего), наклонений (употребление императива в значении индикатива или условного наклонения), коммуникативных типов предложения (употребление вопросит, предложения в значении повествовательного) и др. Термин «Т.» используется также для обозначения метафор и иных переносов в лексике.
В основе Т. лежит семантическое или функциональное сопоставление языковых единиц; это отношение и процесс, в к-ром различается 3 элемента: исходная форма (транспонируемое), средство Т. (транспозитор), результат (транспозит). Транспозитор представляет собой знак связи между определяемыми и определяющим. Т.— одно из следствий и форм проявления асимметрии в языке, оиа играет большую роль в устройстве и функционировании языка. Благодаря Т. расширяются номинативные возможности языка, сочетаемость слов, создаются синонимы для выражения оттенков значения.
В более узком смысле Т., или функциональная Т.,— перевод слова (или основы слова) из одной части речи в другую или его употребление в функции другой части речи. Различаются 2 этапа Т.: 1) неполная, или синтаксическая, Т., при к-рой изменяется лишь синтаксич. функция исходной единицы без изменения ее принадлежности к части речн. Средством такой Т. является словоформа («отец» -> «дом о т ц а»), служебное слово (la maison du рёге), десемантизи-рованное слово в полуслужебной функции («старый» -> «старый ч е л о в е к», т. е. «старик»; «быстрый» -> «идти быстрым ш а г о м>, т. е. «быстро»), окружение («я живу иа втором [этаже]»); 2) полная, или морфологическая, Т., при к-рой образуется слово новой части речи (см. Словообразование). Средством ее является аффиксация н конверсия (см. Конверсия в словообразовании). Различение морфологич. н синтаксич. конверсии при Т.— одна из сложных проблем лингвистич. анализа.
В зависимости от категории, в к-рую или в функцию к-рой переходит слово (его основа), различают: субстантивацию (т. е. переход в класс существительных), адъективацию (переход в класс прилагательных), вербализацию (оглаголивание), адвербиализацию (переход в класс наречий), прономинализацию (переход в класс местоимений). Возможны переходы в служебные части речи (предлоги, союзы, частицы), в междометия.
В аспекте семантики при Т. возможно как сохранение общего значения («распределять» -> «распределение»), так и сдвиг в значении,  обычно сужение (ср.
семантич. Т., по Ш. Балли: «земля» -» «земляной», «земельный», «земной» и т. п.). Если объединяемые отношением Т. формы содержат разные основы (ср. франц. tomber 'падать' и chute 'падение1). можно говорить о лексич. супплетивизме.
Впервые теория Т. была разработана Балли, ее отд. аспекты — О. Есперсеном, А. Сеше, А. Фреем. Л. Теньер дал описание видов Т. (под назв. «трансляция»), различая Т. первой степени (перевод слов или основ из одной чэсти речи в другую) и второй степени (перевод предложений в функцию существительного, прилагательного, иаречия). Идея Т. лежит в основе трансформационного метода. В сов. яз-знании Т. исследуется в связи с вопросами словообразования, синтаксич. синонимии, семантич. синтаксиса, теории тропов и др. (работы Е. С. Кубря-ковой, В. Г. Гака, П. А. Соболевой и др.).

Тохарские языки

ТОХАРСКИЕ ЯЗЫКИ—группа индоевропейских языков, включающая мертвые «тохарский А» и «тохарский Б» языки (иначе карашарский, или агнеанский, и кучанский — по названиям оазисов Вост. Туркестана, где говорили на этих языках). Тексты на Т. я. (тохарском А и тохарском Б), найденные в Синьцзяне (Вост. Туркестане), относятся к 5—8 вв., но слова и имена языка, близкого к Т. я., обнаружены в текстах на пракрите из оазисов юга Вост. Туркестана, датируемых началом н. э. Ко времени составления текстов тохарский А использовался только в качестве лит. письм. языка буддийской миссии (т. е. буддийской монастырской проповеди) среди тюрко-яэычиого населения и населения, говорившего еще на тохарском Б. Тексты на тохарском А, найденные на С.-В., в оазисах Турфаиа и Карашара (Хайдык-Гол), очевидно, были составлены на языке, к тому времени полиостью вышедшем из употребления (об этом свидетельствуют пояснит, пометы на тохарском Б и др.-тюркском — т. наз. тюрк, -уйгур, в этих текстах). Тексты на тохарском Б были обнаружены в разл. местах терр. Синь-цэяна — в Куче и в тех же вост. областях, где найдены тексты на тохарском А.
Между отд. рукописями ia тохарском Б обнаруживаются диал. различия, свидетельствующие о живом употреблении этого языка в период, предшествующий составлению рукописей. Характерно также наличие надписей иа стенах и рисунках, караванных пропусков на деревянных табличках, деловых и любовных писем на тохарском Б; на тохарском Б сохранился также манихейский гимн с параллельным др.-тюрк, текстом (ок. 10 в. и. э.). На тохарском А сохранились только переводы санскр. текстов. Такие переводы составляют осн. массу текстов на обоих Т. я.
Во время пребывания носителей Т. я. в Вост. Туркестане (до составления письм. текстов и позднее, когда Т. я. стали языками проповеди буддизма) осуществлялся интенсивный контакт между Т. я. и др.-тюрк, яз., в к-ром имеется ряд тохар, заимствований, в т. ч. и такие, к-рые свидетельствуют о связях между этими языками в дописьм. период их истории. Т. я. на терр. Вост. Туркестана появляются не ранее 1-го тыс. до и. э.; до этого их носители двигались с запада на восток.
Еще по пути в Вост. Туркестан в Ср. Азии (а позднее и в самом Вост. Туркестане) носители Т. я. могли вступить в контакт с носителями вост.-ираи. языков, чем объясняются многочисленные лексич. сходства этих языков.
Вероятные доист. связи тохар с финно-уграми могли бы послужить подтверждением гипотет 1ч. пути тохар от лежащих на 3. от Ср. Азии областей, где оии могли соседствэвать с предками носителей балт.-слав. и герм, языков, к С.Ср. Азии, где оии могли вступить в контакт с вост.-иран. племенами. Помимо возможных лексич. связей можно предположить следы этого контакта в общетохар. фоиологич. системе, где весь набор согласных фонем и противопоставления по мягкости — твердости, а также типы сочетаний согласных совпадают с раниеобщеугорс-кими (ок. рубежа 2-го и 1-го тыс. до н. э.), и в морфологии имени, где система падежей напоминает финно-угорскую, как и характер каузативов в глаголе. Однако нельзя исключить, что сходное влияние на Т. я. могли оказать другие неиндоевроп. языки.
До этих предполагаемых миграций носители общетохар. языка, m к-рого возникли отд. два Т. я., по данным индо-европ. лиигвистич. географии, должны были иметь контакты с носителями той группы диалектов, к-рые развились в анатолийские языки и были связаны с ита-лийско-кельт. группой иидоевроп. диалектов.
Осн. особенностью тохар, консонантизма является наличие морфологизоваи-ного противопоставления по твердости — мягкости, позволяющее отнести Т.я. к евразийскому языковому союзу, противополагаются непалатализоваииые смычные р, t, k, непалатализоваииый спирант s, сонорные п и 1, с одной стороны, и палатализованные аффриката с, спирант 4, сонорные й, 1у (графич. передача одной среднеязычной фонемы), с другой стороны (в тохарском Б также есть вторично палатализованные ky, py, my, tsy). Аффриката ts, сама являющаяся, во всяком случае в нек-рых позициях, результатом палатализации, входит в мор-фологизоваиное противопоставление с: ts, где оиа играет роль непалатализованной фонемы. До действия этих процессов палатализации в общетохарском различались индоевроп. звонкие и глухие (возможно, также и «звонкие придыхатель-ные>), т. к. оии дают разные рефлексы. После действия процессов палатализации в общетохарском совпали в одном ряду — глухих смычных — все индоевроп. смычные (трех рядов).
Тохар, вокализм характеризуется существ, редукцией безударных гласных. В тохарском Б, отличающемся большей консервативностью, еще сохраняется в поэтич. (метрич.) текстах конечный гласный в нек-рых окончаниях, где безударный гласный исчез в тохарском А. Исчезновение безударного гласного в нек-рых позициях, вероятно, было причиной фо-нологизации противопоставлений согласных по мягкости — твердости. Исход слова в Т. я. в большой степени раэр ушен, что сказалось в отпадении не только гласных, но и согласных конечных слогов.
Грамматич. класс имен в Т. я. характеризуется категориями рода, одушевленности, числа, падежа. В Т. я. различаются 3 рода — мужской, женский и обоюдный. Слова, принадлежащие к последнему, в ед. ч. изменяются как имена муж. рода, а во мн. ч.— как имена жен.   рода.
Категория одушевленности/неодушевленности, возможно, отражает более древнее иидоевроп. противопоставление оду-ше1леииого (несреднего) рода неодушевленному (среднему), предшествовавшее делению одуш. рода иа мужской и женский, хотя, по мнению нек-рых ученых, тохар, различие, типологически близкое к наблюдаемому в вост. ср.-иран. языках, сложилось в более позднюю эпоху (по альтернативной точке зрения, в тохар, имени отражено ностратич. различие 2 именных классов).
В тохар, имени различаются 3 числа — единственное, двойственное (представленное немиогочисл. формами и формально отличающееся от форм со значением «пары>) и множественное.
Категория падежа представлена 9 падежами (им. п., общий косвенный, род. п., тв. п., комнтатив, дат. п., отложит, п., местный п., каузальный п. в тохарском Б н перлатив в тохарском А) и зват. формой, к-рая имеется только в тохарском Б.
Падежи в Т. я. делятся на 2 резко отличные группы. К первой относятся первичные падежи (им. п., косв. и род. п.), ко второй — вторичные (все прочие падежи). Формы первичных падежей образуются от основы им. п., формы вторичных падежей — от основы косв. п. В более архаичном тохарском Б вторичные падежи по существу еще были относительно свободными полусиитаксич. сочетаниями существительного с послелогом, причем существительное могло иметь разл. формы. С агглютинацией падежных окончаний в Т. я. связано явление групповой флексии.
Личные глагольные формы характеризуются морфологич. категориями лица, числа, времени, наклонения, залога, каузатива. Различаются 3 лица, 3 числа (формы дв. ч. встречаются лишь в единичных случаях), 3 времени (наст., прот. вр., имперфект; в тохарском Б встречаются еще отд. не вполне точно истолкованные формы, принадлежащие четвертому времени — дуративу), 4 наклонения (изъявительное, повелительное, конъюнктив и оптатив), два залога (актив и медиопассив) и каузативное (вторичное) спряжение, отличное от осн. спряжения каждого глагола. Образование особых форм каузатива от каждого глагола является одной из характерных особенностей тохар, глагола (эта особенность связана с тем, что в Т. я., как и в балт. языках, морфология глагола существенным образом связана с категорией переходности/непереходности). Для образования каузатива в Т. я. (как и в анатолийском) используются суффиксы -s- и -sk-. Из неличных форм особый интерес представляют отглагольные имена на -I того же типа, что н в славянских, армянском н анатолийском языках, а также архаич. абсолютквы на -une (из *-un- гетероклитич. типа), использование к-рых представляет разительные типологич. параллели с аналогичными конструкциями в неиндоевроп. лит. языках Центр. Азии в ср. века (др.-тюркском,   тибетском).
Тохар, синтаксис характеризуется соблюдением архаичного порядка слов с конечной позицией глагола.
Тохарские (А и Б) тексты записаны особой разновидностью «косого» индийского письма брахми, распространенной в Центр. Азии. Особенностью тохар, письма является использование спец. знаков для передачи особого гласного переднего ряда (обозначается двумя точками над знаком соотв. согласного). В целом можно считать, что тохар, брахми фонетически точно воспроизводит фонологии, систему. Система письма подтверждает древнее сообщение кит. паломника Сюань Цзяна, по к-ром у в Кучанском царстве чписьмеиность индийская, но значительно измененная».
Тексты Т. я. были найдены в последнем десятилетии 19— нач. 20 вв. (первый текст обнаружен рус. консулом в Кашгаре Н. С. Петровским и опубликован С. Ф. Ольденбургом). Тогда же началось их исследование. В 1908 Э. Зиг и В. Зиг-лииг напечатали сообщение, в к-ром показали, что Т. я. представляют собой особую группу индоевроп. языков. Те же авторы в 1921 издали сборник тохарских А текстов (и поздне: публиковалн переводы отд. текстов из этого сборника) и в 1931 (совм.
В. Шу 1ьце) описат. грамматику тохарского А языка; тексты на тохарском Б, подготовленные тоже Зигом и Зиглиигом, были изданы в 1949 и 1953; новое их издание предпринято В. Томасом в 80-х гг. В 1952 вышла первая часть грамматики тохарского Б языка, подготовленной В. Крауэе; в 1960 опубликована краткая грамматика обоих языков Краузе и Томаса, в 70-х гг.— трн тома сравнит, лексики и морфологии А. Й. ван Вииде-кеиса. Важные работы по отд. проблемам синхронного и сравнит.-ист. изучения Т. я. принадлежат А. Мейе, С. Лева, Ж. Филлиоза, В. Куврёру, Дж. Лей-ну, X. Педерсену, В. Винтеру. Этимологич. словарь опубликован в 1976 Виндекеисом, сравнит, грамматика — в 1988 Д. Адам-сом.

Типологическая классификация языков

ТИПОЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫКОВ — направление лингвистических исследований, возникшее в начале и развившееся во 2-й четв. 19 в. (первоначально в виде морфологической классификации языков), имеющее целью установить сходства и различия языков (языкового строя), к-рые коренятся в наиболее общих и наиболее важных свойствах языка и не зависят от юс геиетич. родства. Т. к. я. оперирует классами языков, объединяемых по тем признакам, к-рые выбраны как отражающие наиболее значимые черты языковой структуры (напр., способ соединения морфем). Система критериев Т. к. я., способствуя выявлению взаимоотношений между классами языков, указывает способы ориентации в их реальном многообразии. Определение места конкретного языка в Т. к. я. выявляет ряд его свойств, скрытых от исследователя при др. линг-вистич. подходах. Наиболее известна морфолог и ч. классификация языков, согласно к-рой языки распределяются посредством абстрактного   понятия   типа   по   след.   четырем
классам: 1) изолирующие, или аморфные, напр. кит. яз., бамана, большинство языков Юго-Вост. Азии. Для них характерны отсутствие словоизменения, грамматич. значимость порядка слов, слабое противопоставление знаменательных и служебных слов; 2) а г-г л ю т и нативные, или агглютинирующие, напр. тюркские и банту языки. Для них характерны развитая система словообразоват. и словоиз-меиит. аффиксации, отсутствие фонетически не обусловленного алломорфизма, единый тип склонения и спряжения, грамматич. однозначность аффиксов, отсутствие значимых чередований; 3) инкорпорирующие, или полисинтетические, напр. чукотско-камчатские, мн. языки индейцев Сев. Америки. Для них характерна возможность включения в состав глагола-сказуемого др. членов предложения (чаще всего прямого дополнения), иногда с сопутствующим морфонологич. изменением основ (термин «полисинтетические языки» чаще обозначает языки, в к-рых глагол может согласоваться одновременно с неск. членами предложения); 4) флективные языки, напр. славянские, балтийские. Для них характерны полифунк-циоиальность грамматич. морфем, наличие фузии, фонетически не обусловленных изменений корня, большое число фонетически и семантически не мотиви-ров. типов склонения и спряжения. Мн. языки занимают промежуточное положение на шкале морфологич. классификации, совмещая в себе признаки разных типов; напр., языки Океании могут быть охарактеризованы как аморфно-агглютинативные.
В 20 в. широкое распространение получают синтаксические Т. к. я. (см. ниже); фонетические Т. к.я. распространены меньше (ср. противопоставление языков по признаку совпадения морфемных и слоговых границ, к-рое обычно связывают с противопоставлением изолирующих и неизолирующих языков).
Т. к. я. в своих истоках носила скорее дедуктивный характер, т. к. расчленяла систему объектов — все множество известных (или привлекаемых к рассмотрению) языков на типологич. классы, постулируемые как идеализированная, обобщенная модель. Такой подход привел к тому, что теоретич. разработки, сопровождавшие, как правило, создание каждой новой Т. к. я., составили особое направление общего яз-знания — линг-вистич. типологию, к-рая не ограничивается разработкой классификаций и даже отказывается иногда от классификационного принципа как такового (см., напр., мн. работы по фоиетич. типологии, нек-рые направления эргативистики и др.) или же разрабатывает классификации замкнутых языковых подсистем (напр., просодических: работы К. Л. Пайка, В. Б. Касевича  и   др.).
Первой научной Т. к. я. является классификация Ф. Шлегеля, к-рый противопоставил флективные языки (имея в виду в основном индоевропейские) нефлективным, аффиксальным. Тем самым флексии и аффиксы были противопоставлены как 2 типа морфем, создающих грамматич. форму слова. Нефлективные языки оценивались им по степени их «эволюционной близости» к флективным и рассматривались как тот или иной этап на пути к флективному строю. Последний тип   Ф.  Шлегель объявил  наиболее совершенным (идея оценки эстетич. совершенства языка занимала в его концепции центр, место, что соответствовало и общепринятым филологич. воззрениям эпохи). А. В. Шлегель усовершенствовал классификацию Ф. Шлегеля, выделив языки «без грамматич. структуры >, в дальнейшем названные аморфными или изолирующими, что положило начало выделению еще одного параметра Т. к. я. — синтетизма и аналитизма. В. фон Гумбольдт, опираясь на классификацию Шлегелей, выделил 3 класса языков: изолирующие, агглютинирующие и флективные. В классе агглютинирующих выделяются языки со специ-фич. синтаксисом предложения — инкорпорирующие; тем самым в предмет рассмотрения Т. к. я. вводится также предложение. Гумбольдт отметил отсутствие «чистых» представителей того или иного типа языков, конституируемого как идеальная модель. В 60-х гг. 19 в. в трудах А. Шлейхера сохранены в основном все классы Т. к. я.; Шлейхер, как и его предшественники, вндел в классах Т. к. я. ист. этапы развития языкового строя от изоляции к флексии, причем «новые» флективные языки, наследники древних индоевропейских, характеризовались как свидетельства деградации языкового строя. Шлейхер разделил языковые элементы на выражающие значение (корни) и выражающие отношение, причем последние он считал наиболее существенными для определения места языка в Т. к. я. ив каждом типологич. классе последовательно выделял сиитетич. и аналитич.  подтипы.
В кон. 19 в. (в работах X. Штейнталя, М. Мюллера, Ф. Мистели, Ф. Н. Финка) Т. к. я. становится многомерной, учитывающей данные всех уровней языка, превращаясь, т. о., из морфологической в общую грамматич. классификацию. Мюллер впервые привлекает морфо-нологич. процессы в качестве критерия Т. к. я.; Мистели ввел в практику типологич. исследований материал новых для лингвистики языков — америнд-ских, аустроазиатских, африканских и др. Один из критериев Финка — массивность/фрагментарность        структуры слова — отмечается иа градуированной шкале, показывающей тем самым не столько наличие/отсутствие, сколько степень проявления признака.
В нач. 20 в. задачи Т. к. я. по-прежнему привлекают внимание языковедов, однако ее недостатки — возможность немотивиров. объединения исторически или логически не связанных признаков, обилие эмпирич. материала, не подпадающего ни под один тип, зыбкость, а иногда и произвольность критериев и ограниченная объяснит, сила — заставляют критически пересмотреть осн. принципы ее построения. Отметив недостатки существующей Т. к. я., Э. Сепир предпринял в 1921 попытку создания Т. к. я. нового типа — концептуальную, или функциональную. Взяв за основу Т. к. я. типы функционирования фор-мально-грамматич. элементов, Сепир выделяет 4 группы грамматич. понятий: I — основные (корневые) конкретные понятия, II — деривационные (см. Деривация), III — конкретно-реляционные, или смешанно-реляционные (значение слова наряду с лексич. компонентом содержит и значение отношения), IV — чисто-реляционные (отношение выражается порядком    слов,    служебными    словами и т. д.). В соответствии с названными группами языки делятся на чисто-реляционные (простые — группы I и IV , сложные — группы I, II, IV) и смешанно-реляционные (простые — группы I, III, сложные — группы I, II, III). Работу Сепира отличает системность подхода, ориентация на функциональный аспект типологизации, стремление охватить явления разных уровней языка, однако само понятие класса в ней оказалось нечетким, вследствие чего и группировка языков — неочевидной. Внедрение точных методов в лингвистич. исследования повлекло за собой возникновение квантитативной типологии Дж. X. Гринберга, к-рый, взяв за основу критерии Сепира и преобразовав их соответственно своим целям, предложил вычисление степени того или иного качества языковой структуры, проявляющегося в синтагматике.
Начиная с кон. 50-х гг. разработка Т. к. я. идет в целом по след. направлениям: 1) уточнение и экспликация критериев, предложенных в традиционной морфологич. классификации, выяснение их действительной взаимосвязи (гипотеза Б. А. Серебренникова о причинах устойчивости агглютинативного строя, работы С. Е. Яхонтова по формализации и уточнению понятий традиционной Т. к. я., исследование проблем соотношения изоляции и агглютинации у Н. В. Солнцевой, агглютинации и флексии — у В. М. Алпатова и др. работы сов. исследователей); 2) разработка универсального грамматич. метаязыка, с помощью к-рого достигается экспликация Типологич. свойств любого языкового материала [«структурная типология > в 50—60-е гг. 20 в.; для этого направления характерно сближение с теорией универсалий (см. Универсалии языковые) и характерологией (В. Скаличка и др.)], иапр. работы Б. А. Успенского, А. Мартине, Т. Милевского и др. исследователей; 3) разработка синтаксич. Т. к. я., в т. ч. по тяпу нейтрального словопо-рядка (Гринберг, У. Ф. Леман и др.), по типу предикативной конструкции — номинативные (аккузативные), эргатив-ные, активные языки, по иерархии синтаксич. свойств актантов — языки с подлежащим, языки без подлежащего, или Кзлевые (А. Е. Кибрик, Р. Ван Валин и ж. Э. Фоли, отчасти Ч. Филмор), топи-ковые языки, т. е. такие, в к-рых грамматич. приоритет имеет не подлежащее, а тема (Ч. Н. Ли и С. Томпсон), языки с маркированием синтаксич. связей в вершинном либо зависимом члене (Дж. Николе); 4) разработка цельносистемных Т. к. я. на основе к.-л. одной черты языковой структуры, к-рая признается ведущей (работы сов. типологов 20— 40-х гг., содержательно ориентированная типология в работах И. И. Мещанинова и Г. А. Климова), группирующая типологически релевантные признаки языков вокруг одного признака («структурной доминанты>), напр. противопоставление субъекта — объекта в номинативных языках, агентива — фактитива в эргативных, активности — инактивности в активных языках и т. п.; сюда же можно отнести менее известные «доминант-ные> типологич. теории, напр. типологию «понятийной доминации> А. Кей-пелла.

Тибетский язык

ТИБЕТСКИЙ ЯЗЫК —язык тибето-бирманской ветви семьи китайско-тибетских языков. Лит, письм. Т. я. как язык ламаистской церкви распространен в КНР (пров. Циихай, авт. р-н Внутр. Монголия), МНР и в СССР (Бурят. АССР, Тув. АССР). В зап. части Тибет, нагорья (КНР) св. 4 млн. говорящих на диалектах Т. я. Письм. Т. я. и лхасский дналект Т. я.— языки межплеменного общения и делопроизводства на всей терр, Тибет, р-на КНР. Лхасский диалект относится к группе центр, диалектов областей Уи и Цанка. Большинство периферийных диалектов почти не изучены.
По сравнению со ср.-век. Т. я. совр. Т. я. почти полностью лишился префиксов, их остатки можно наблюдать в т. наз. архаичных диалектах северо-востока, в. лхасском — только гонорифические приставки позднего происхождения. В морфологии, структуре слов заметную роль играет агглютинация. Т. я. потерял нек-рые типичные черты изолирующего строя, характерные для др. языков данной семьи, но имеет тоны (в лхасском диалекте, напр., их четыре).
Возникновение лит. языка связывается с появлением письменности (древнейший памятник — надпись в монастыре Самье, 7 в.) и проникновением в Тибет буддизма. Лит. язык формировался при переводах канонич. лит-ры с санскрита (перевод Трипитакн, 8 в.), в дальнейшем получил развитие в богатой лит-ре: исторической (Сочинения Бутона, 14 в.), религиозной (Дзонхава, 14—15 вв.), художественной (стихи Миларайпы, И—12вв., VI Далай-ламы, 17 в.). Совр. лит. Т. я. сохранил с древнейших времен традиционную орфографию, мало изменилась грамматика, инновации касаются гл. обр. лексики. Тибет, письмо восходит к инд. письму брахми эпохи гупта (5 в.).

Терминология лингвистическая

ТЕРМИНОЛОГИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ (от термин и греч. logos — слово, учение) — совокупность слов и словосочетаний, употребляющихся в языкознании для выражения специальных понятий и для называния типичных объектов данной научной области. Будучи составной частью метаязыка лингвистики, Т. л. представляет особую сложность для изучения вследствие консубстанцио-нальности языка-объекта и метаязыка, т. е. вследствие того, что язык-объект и метаязык полностью совпадают в плане выражения, внешне являются одним и тем же языком. Т. л. включает в себя: 1) собственно термины, т. е. те слова, к-рые либо вообще не употребляются в языке-объекте, либо приобретают, будучи заимствованными из языка-объекта, особое значение; 2) своеобразные сочетания слов и их эквивалентов, приводящие к образованию составных терминов, входящих в Т. л. на одинаковых правах с цельнооформленными   единицами.
Необходимо отграничивать понятие Т. л. как системы общеязыковедч. понятий и категорий от др. составной части метаязыка лингвистики — номенклатуры — системы специфич. названий, к-рые используются для обозначения конкретных языковых объектов. Так, напр., «агглютинация», «флексия», «фонема», «грамматика» — это термины, служащие для выражения и закрепления общелингвистич. понятий, а саксонский генитив на s, «арабский „айн"» и пр.— это номенклатурные знаки, названия частных объектов, кол-во к-рых необозримо велико. Однако граница между номенклатурными единицами и терминами подвижна. Любой номенклатурный знак, сколь бы он ни был ограничен в своем использовании, может приобрести более общий характер, если аналогичные явления будут обнаружены в др. языках или если в первоначально узких названиях обнаружится более общее универсальное содержание, тогда номенклатурный знак становится термином, выражающим соотв. науч. понятие. Т. о., термин является завершающим этапом исследования реального языкового объекта.
Т. л., как и терминология любой науч. области,— это не просто список терминов, а семиологич. система, т. е. выражение определ. системы понятий, в свою очередь отражающей определ. науч. мировоззрение. Возникновение терминологии вообще возможно лишь тогда, когда наука достигает достаточно высокой степени развития, т. е. термин возникает тогда, когда данное понятие настолько развилось и оформилось, что ему можно присвоить совершенно определ. науч. выражение. Не случайно важнейшим средством отграничения термина от нетермина является проверка на дефинитив-ность, т. е. решение вопроса, поддается ли термин строгому науч. определению. Термин является частью терминологич. системы, только если к нему применима классифицирующая дефиниция per genus proximum etdifferentiam specificam (через ближайший род и видовое   отличие).
Т. л. как семиологич. система складывается на протяжении всей истории яз-знання и отражает не только смену воззрений на язык, не только разницу лингвистнч. словоупотребления в разл. школах и направлениях яз-знания, но и разл. нац. языковедч. традиции. Метаязык всегда закреплен за данной нац. языковой системой. Строго говоря, существует не одна система Т. л., а большое число термииологич. систем для языковедения, к-рые в разных языках имеют свой план выражения, неотделимый от плана выражения данного языка. Поэтому те закономерности, к-рые имеются в человеческом языке вообще, представлены и в любой исторически сложившейся системе Т. л. Отсутствие взаимнооднозначного соответствия между планом выражения и планом содержания, являющееся причиной существования в естеств. языке как синонимии, так и полисемии, в терминологич. системах порождает существование, с одной стороны, дублетов, триплетов и т. п., т. е. двух, трех и более терминов, по существу соотносимых с одним и тем же референтом, с другой — многозначность терминов, когда один и тот же термин имеет не одну науч. дефиницию, а несколько. В этом выражается противоречивость не только термина, но и слова. «Словарь лингвистических терминов» О. С. Ахмановой приводит 23 «синонима» к термину «фразеологическая единица», зарегистрированных в науч. употреблении сов. языковедов к 60-м гт. 20 в., 6 «синонимов» к термину «предложение» и т. д. Многозначность терминов, напр. «речь» (3 значения), «форма» (5 значений), «фраза» (4 значения), отраженная тем же словарем, наглядио показывает не столько наличие разных понятий, наз. одним термином, сколько разные подходы, разные аспекты изучения одного и того же языкового объекта.
Поскольку Т. л. не является рационально организованной, семиотически безупречной системой, в яз-знании постоянно существует проблема упорядочения терминологии. Одни исследователи полагают,   что в Т. л. необходимо   преодолеть свойственное естеств. языкам нарушение законов знака и строить ее на чисто рациональной основе, найдя доступ к «чистым, идеальным объектам», другие справедливо считают, что, поскольку нельзя приостановить развитие науки на время создания новой термина-логии, задача упорядочения Т. л. должна сводиться 1) к изучению реального лингвистнч. словоупотребления, 2) к отбору терминологии и описанию ее в словарях лингвистических терминов, 3) к сопоставлению нац. термииологич. систем в дву- и многоязычных терминологич. словарях. При сопоставлении выявленных дублетов, триплетов и т. п. необходимо стремиться к четкому выделению дескрипторов, т. е. таких слов или словосочетании, к-рые наиболее адекватно представляли бы данное понятие, наиболее точно раскрывали бы природу именно данного явления, обозначениого данным термином. Выявление дескрипторов (напр., «фразеологическая единица» по отношению к параллельно функционирующим дублетам, триплетам и др. соответствиям этого термина) уже само по себе играет нормализующую роль в данном терминологич. ряду. При наличии дублетов и «синонимов» может воз-никнутьхтремление к их разграничению, что позволяет терминологически отразить разл. стороны объекта (ср. дифференциацию понятий «подлежащее — субъект»).
Поскольку система Т. л. является открытой системой, постоянно пополняющейся в силу необходимости отражения новых замеченных свойств и сторон объекта новыми монолексемными и полилек-семнымн терминами, при моделировании этой системы желательно оказывать предпочтение мотивиров. терминам, имеющим прозрачную смысловую структуру.
Жизнеспособность той или иной терминологич. системы определяется в первую очередь ее упорядоченностью и последовательностью соотношения содержания и выражения. Термииологич. система, отвечающая этим требованиям, напр. т. наз. алло-эмическая терминология, может пережить науч. направление, ее породившее (в данном случае дескриптивную лингвистику), н войти в совр. метаязык данной науки.