Генеалогическая классификация языков

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ЯЗЫК0В — изучение и группировка языков мира на основании определения родственных связей между ними (отнесения их к одной семье, группе), т. е. иа основе общего происхождения из предполагаемого праязыка. Каждая семья происходит из разошедшихся друг с другом диалектов одного языка (праязыка этой семьи), напр., все ром. языки происходят из диалектов народной (вульгарной) латыни, на к-рых говорила б. ч. населения Рим. империи перед ее распадом. Для определения места языка, согласно Г. к. я., он должен быть сопоставлен с др. родств. языками (см. Родство языковое) той же семьи и с их общим праязыком (к-рый обычно- известен лишь на основании реконструкций, осуществляемых при сопоставлении всех этих языков друг с другом) посредством сравнительно-исторического метода. Для семей, образовавшихся незадолго до фиксации одного из диалектов праязыка на письме (как в случае славянских и тюркских языков), наличие и характер исходного праязыка не вызывает сомнений. Чем дальше отстоит во времени реконструированный праязык от письменных или устных языков-потомков, тем менее отчетливо его представление. Наиболее достоверные результаты в Г. к. я. могут быть получены при сравнении морфологич. показателей, легкость сравнения к-рых определяется, во-первых, семантнч. причинами (ограниченностью набора возможных грамма-тич. значений во всех языках мира и их исключит, устойчивостью прн четкости вероятных смысловых изменений, подчиняющихся строгим правилам: морфа, обозначающая наклонение илн вид, может приобрести значение времени и т. п.), во-вторых, принципом морфонологич. характера, согласно к-рому из всех фонем каждого языка в окончаниях используется относительно небольшая часть. Это облегчает установление соответствий между языками, особенно в тех случаях, когда совпадающие формы образованы от одинаковых корней и соответствие простирается на всю словоформу (ср. ст.-слав. jes-ть, др.-инд. as-mi, хет. es-mi 'я есмь' из общеиндоевроп. *es-mi, ст.-слав. jes-tb, др.-инд. as-ti, хет. es-ti 'он есть' из общеиндоевроп. *es-ti и т. п.). В языках, использующих морфонологич. чередования, к-рые связаны с изменением места словесного ударения в словоформе, могут быть отождествлены друг с другом по происхождению и целые группы словоформ, связанные друг с другом в пределах одной парадигмы (др.-инд. han-ti, хет. kuen-zi 'он бьет, убивает' из общеиндоевроп. *gwhen-ti, др.-инд. ghn-anti, хет. kunanzi из общеиндоевроп. *gwhn-onti; древнее место ударения в хеттской клинописи передается сдвоенным написанием гласных как «долгих»). При наличии системы таких отождествляемых форм с одинаковыми значениями принадлежность языков, обладающих морфологич. показателями, к одной семье (в приведенных примерах — к индоевропейской) не может вызывать сомнений.
Значительно более сложным является использование для Г. к. я. словарных соответствий между языками. В таких областях лексики, как числительные, возможно заимствование целых лексич. групп из одного языка в другой, что даже при наличии системы словарных соответствий, подчиняющихся определ. правилам, не дает возможности непосредственно сделать вывод о вхождении языков в одну семью. Совпадение совр. япон. форм числительных от 'одного' до 'шести' с совр. тибетскими (см. таблицу) объясняется только тем, что япон. яз. более 1000 лет назад, в эпоху сильного кит. влияния на япон. культуру, заимствовал эти числительные (сосуществующие в япон. яз. с другой, собственно японской системой числительных) из кит. яз., в конечном счете родственного тибетскому. При этом фонетич. развитие в самом тибет. яз. привело к такому упрощению звуковой структуры др.-тибет. слов (с потерей первого согласного в древней начальной группе фонем и т. п.), при к-рой совр. тибет. формы (лхас. диалекта) оказываются значительно более близкими к японским, чем др.-тибетские. Но если бы др.-тибет. формы не были известны, то прямое сравнение совр. япон. и тибет. числительных могло бы привести к ошибочным выводам относительно Г. к. я. Между тем до недавнего времени были распространены такие опыты сопоставления ми. беспнсьм. языков (напр., Африки), к-рые основывались преим. на сравнении относительно небольшого числа употребит, слов этих языков. Нек-рое основание для такого метода (к-рый по отношению к языкам без развитой системы флексий может — при отсутствии контроля лексич. сопоставлений грамматическими — не привести к ^окончат, выводам) дает лексикостатисти-ка (глоттохронология), согласно к-рой в пределах нескольких (одной или двух) сотен наиболее употребит, слов языка темп изменений обычно остается очень медленным, хотя этот темп и может сильно варьировать в зависимости от условий развития языка (ср. крайнюю медленность изменения языков, не контактирующих непосредственно с другими, как, напр., исландский; см. Кок-тахты языковые). В Г. к. я. обычно именно сравнение подобных наиболее употребит, слов и использовалось для выводов о языковом родстве. Однако сравнение лексики разных подгрупп австрал. языков, находившихся в длит, контакте друг с другом (уже через много тысячелетий после распада общеавстрал. яз.,  к к-рому  все этн подгруппы в  конечном счете восходят), показывает, что при определ. типе социальной организации и численной ограниченности коллектива (делающей необходимыми интенсивные смешанные браки между разными племенами) значит, число таких наиболее употребит, слов языка (включая мн. термины родства, назв. животных и растений, числительные, а также и ряд глаголов) может заимствоваться из одного языка в другой. Наиболее интенсивно лексич. контакты этого типа происходят (как и в случае с австрал. языками) при наличии первонач. родства позднее контактирующих языков, как, напр., при контакте др.-английского с др.-скандинаве ким в эпоху завоевания Британии др.-сканд. племенами (из ях языка в др.-англ. яз. проникли не только мн. употребит, существительные, но в такие местоимения, как 3-е л. мн. ч. they   и  др.).
Значит, близость двух контактирующих языков (как и в случае аналогичного культурно-исторически обусловленного взаимодействия ст.-славянского — позднее церк.-славянского — и др.-рус. языков) делала возможным сосуществование двух параллельных форм одного и того же слова (напр., др.-англ. еу 'яйцо' и др.-сканд. egg > совр. англ. egg 'яйцо'; рус. «надежа» и церк.-слав. «надежда»), после чего одно из слов (во мн. случаях, как в приведенных примерах, заимствованное слово) побеждало. Наличие письм. памятников (соответственно др.-англ. и др.-сканд., др.-рус. и ст.-слав.) делает возможным проследить по ним это развитие. При отсутствии таких памятников или же (как это было, по-видимому, в истории большинства языков мира) при большой хроно-логнч. удаленности процессов позднейшего смешения двух первоначально родств. языков только тщательное применение сравнит.-ист. метода, позволяющего выделить разные типы звуковых соответствий между словами (исконно родственными или позднее заимствованными), дает возможность наметить пути этого смешения. Предполагается, напр., наличие целого пласта и ран. лексич, заимствований в словаре общеслав. праязыка, исконно родственного иранскому (из к-рого общеславянский, возмож-во, заимствовал такие термины религ.-социального характера, как слав. * bogT>< ираи. baga, отд. слова с грамматич. значением: ст.-слав. ради, др.-перс, radiy в сочетаниях типа др.-перс, bagahva radiy 'бога ради' и т. п.).
Процессы такого смешения первоначально родственных языков приводят к тому, что в словаре многих языков имеется два типа слов — слова, непосредственно восходящие к древнему «пра» состоянию данного языка, и их «двоюродные» родственники —слова, происходящие из языка, близкородственного данному, но от него отличного (курш. балтийские заимствования в латышском, индийские слова в персидском, чдогре-ческие» или <пеласгские» индоевроп. заимствования в др.-греческом и др.). При большом числе таких «эгимологич. дублетов» отнесение языка к одной из подгрупп в Г. к. я. становится в известной мере условным. В конечном счете именно этим процессом постоянно осуществляющегося лексич. взаимодействия близкородств. языков и диалектов объясняется и феномен кажущегося отступления от звуковых законов при развитии группы диалектов. В частности, осуществленное в 70-х гг. 20 в. иа ЭВМ сопоставление разных кит. диалектов на протяжении   тысячелетнего   развития   от   ср.- кит. яз. к совр. диалектам (далеко отстоящим друг от друга) привело к парадоксальному выводу о том, что звуковые законы выполняются только в части случаев. Это объясняется не отсутствием правильных фонетич. изменений, к-рые определяют (как проверено на большом материале истории отд. социальных и местных диалектов совр. англ. яз.) переход от каждой предшествующей стадии развития диалекта к последующей (в масштабах микровремени — одного поколения), а интенсивным междиалектным (и межъязыковым) смешением (в масштабах макровремени, напр. тысячелетия или более). Т. о., формулируемое в работах У. Лабова и др. совр. лингвистов кажущееся противоречие младограм-матич. принципа, по к-рому звуковые законы не знают исключений, и реальной сложности звуковых соотношений между родств. языками (диалектами) объясняется тем, что большинство родств. языков (диалектов) после отделения друг от друга могут оказаться вторично в языковом контакте, при к-ром из одного языка (диалекта) в другой заимствуется значит, число слов (в т. ч. и наиболее употребительных). В традиционной Г. к. я. обычно фиксируется только начальная точка отсчета (первонач. общее происхождение языков из диалектов одного языка), но это схематизиров. описание полностью  адекватно лишь в том
(относительно редко встречающемся) случае, когда родств. языки далее никак не контактировали друг с другом. В противном же случае возможно вторичное интенсивное смешение, накладывающееся на первонач. отношения между языками, но, как правило, с помощью методов сравнит.-ист. фонетики удается отделить интенсивные позднеНшнс словарные заимствования (дающие другую систему фонетич. соответствий) от исходно унаследованного словарного запаса родств. языков.
По отношению к неродств. языкам (или языкам, находящимся в очень отдаленном родстве друг с другом) в большинстве случаев исконный лексмч. запас легко отделяется от результатов позднейших контактов тогда, когда языки имеют систему флексий (как правило, не заимствующуюся из одного языка в другой неродственный), ноэголгу соответствия, наблюдаемые между фонемами в составе грамматич. морф, могут служить контрольным материалом для сравнения слов, относимых к общему исходному словарю (и соответственно не объясняемых заимствованиями). При отсутствии в данной группе языков системы флексий такого контрольного материала нет,  и тогда вывод о прпнадлежности слов к сбщему исходному словарю остается гипотетическим. В качестве альтернативного объяснения в этом случае возможно вторично приобретенное (ал-логенетическсе, по Г. В. Церетели) родство языков. Гипотеза вторично приобретенного родства в особенности вероятна по отношению к явлениям синтаксич. уровня языка (если они никак не связаны с морфологическими) и к фонетич. структурным сходствам; последние часто возникают при позднейшем ареаль-ном контактировании языков в пределах одного языкового союза  (напр.,   балканского). Согласно взглядам ряда лингвистов (Е. Д. Поливанов, Н. С. Трубецкой, В. Пизани), языковые семьи, фиксируемые в Г. к. я., часто (как в случае индоевропейской) в действительности и представляют собой языковой союз.
Если родств. языки или диалекты не полностью прекращают контакты друг с другом, то вторично возникающие межъязыковые (междиал.) связи могут перекрывать более ранние, что затрудняет последовательное проведение Г. к. я. по принципу родословного древа. Этот последний предполагает, что каждый общий язык (праязык) распадается на два или более праязыка, к-рые, в свою очередь, могут распадаться на два или более промежуточных праязыка, из к-рых (при допущении в принципе неограниченного числа промежуточных праязыков) могли развиться реально известные языки. Напр., все известные слав, языки выводились из общеславянского (слав, праязыка) через посредство трех промежуточных праязыков (зап.-слав., юж.-слав. и вост.-слав.), причем можно предполагать и наличие промежуточных праязыков (см. рис. 1). Родословное древо по отношению к славянским, как и применительно ко мн. др. языкам, является удобным схематич. упрощением, но оно в очень малой степени отражает реальные ист. процессы развития диалектов. В частности, по отношению к слав, языкам несомиеино, что юж.-слав, подгруппа не представляет собой результатов развития реального промежуточного праязыка, а только служит обозначением всех тех слав, диалектов, к-рые после переселения носителей венг. яз. в Венгрию к кон.  1-го тыс.  до н. э. оказались отделенными от остальных слав, диалектов и позднее развивались в контакте с языками балкан. языкового союза. До этого времени часть зап.-слав, диалектов, позднее развившихся в словац. и чеш. языки, была связана с тем диалектом, из к-рого развился словен. язык, другая же часть зап.-слав, диалектов, из к-рых развились лехит. языки, имела нек-рые общие черты с сев. диалектом др.-вост.-слав. языка, позднее давшим диалект, известный начиная с новгородских берестяных грамот 10—12 вв. Обозначая   древние   диалекты   праслав.   яз. в соответствии с языками, в к-рые потом эти диалекты превратились, можно выделить не менее 7 таких диалектов, находившихся в контактных отношениях друг с другом в 1-м тыс. (см. рис. 2). Эта схема тоже является условной, во для определ. периода (ок. сер. 1-го тыс. и несколько ранее) она могла отвечать определ. ист. реальности. Однако переосмысление традиц. Г. к. я. в терминах таких схем, отвечающих принципам лингвистической географии, еще только    начинается.
Согласно этим принципам, намеченным по отношению к Г.к.я. уже в теории волн И. Шмидта, каждое новое языковое явление распространяется из определ. центра постепенно затухающими волнами. Каждый диалект, постепенно развивающийся в родств. язык, представляет собой сочетание («пучок») таких волн (изоглосс). При исчезновении промежуточных звеньев (диалектов пли языков) могут наблюдаться более четкие различия между родств. языками. При сохранении таких звеньев различия между родств. языками (напр., зап.-романскими: франц., прованс. и др.) являются непрерывными н родств. языки постепенно переходят друг в друга через ряд промежуточных диалектов, позднейшие контакты к-рых делают особенно сложным разграничение древних и более поздних   диал.   связей.
Чем ближе разделение родств. языков к ист. времени и чем больше число памятников, отражающих древнюю диал. дробность этих языков, тем более реалистической может быть картина их ист. соотношений, фиксируемая в Г. к. я. При отсутствии же древних текстов и при большой удаленности времени разобщения родств. языков схемы их соотношений,  фиксируемые в Г.  к.  я.,  остаются более условными (напр., по отношению ко мн. языкам Юго-Вост. Азии или Юж. Америки).