Языкознание

ТРОПЫ (от греч. tropos — поворот, оборот, оборот речи) — согласно длительной традиции, понятие поэтики и стилистики, обозначающее такие обороты (образы), к-рые основаны иа употреблении слова (или сочетания слов) в переносном значении и используются для усиления изобразительности и выразительности речи. Такое толкование Т. долгое время относилось к наиболее распространенным и конкретизировалось указанием частных Т. (метафора, метонимия, синекдоха — в первую очередь, а также эпитет, гипербола, литота, оксюморон, перифраза и т. п.), к-рые в совокупности и составляли класс Т.
Понятие «троп» возникло в недрах эллн-иистич. рим. риторич. системы (Филодем, Цицерон, Гермоген и др.), где ему и было даио одно из удачных для своего времени определений: «Троп есть такое изменение собственного значения слова или словесного оборота в другое, при котором получается обогащение значения» (Квин-тилиан, VIII, 6, I). Однако и до того как термин «Т.» был введен в науку (Аристотель, изучавший отд. Т., н прежде всего метафору, употреблял термин «Т.» только в связи с обозначением формы силлогизма, логич. фигуры или модуса), были сформулированы нек-рые важные идеи, относящиеся к Т., первые наброски классификации Т. и учеиия о сочетании слов и соотв. «поэтических» эффектах (тот же Аристотель, Теофраст, перипатетич. риторика и т. п.). Пределом антич. теории Т. было умение описывать внеш. формы явления, к-рые, естественно, должны были осознаваться (что и произошло, особенно позже, в теориях словесности схоластич. типа) как нечто необязательное, извне привнесенное и искусственное, относящееся к «украшениям» речи (подобное понимание Т. было свойственно и старой санскр. поэтике, обладавшей оригинальной классификацией Т.). В результате утраты интереса к творч. аспекту тропообраэовання и разрыва теории с более поздним опытом худож. словесности теория Т. превратилась к сер. 20 в., если ие считать редкие аналитич. опыты поэтов или лингвистов, подходивших к Т. с чисто языковой точки зрения, в наиболее застойную и трафаретную часть поэтики и стилистики; казалось, что ценное в теории Т. исчерпывается номенклатурой, используемой, нередко приблизительно, в «рабочих» анализах поэтич. текстов.
Определяющую роль в возрождении интереса к Т., введении прежней проблематики в новый науч. контекст сыграли идеи н методы общей теории знаковых систем (см. Семиотика), структурной лингвистики, лингвистики текста, а также нейролингвистики, позволившей связать два осн. вида Т. с двумя фундаментальными типами афазии. Более глубоким стало понимание сути самого явления Т., выведенного из изоляции и исключительно статич. модуса. Появились новые определения Т., носящие не «операционный», а сущностный характер. Совр. тенденции в исследовании Т. получили обобщенное отражение в формулировке П. Шофера и Д. Раиса (1У77), определивших Т. как семантич. транспозицию от наличного знака (знака in praesentia) к знаку отсутствующему (in absentia), к-рая 1) основана на восприятии связи между одной и более семантич. чертами каждого изозначаемых, 2) маркирована семантич. несовместимостью микроконтекста и макроконтекста, 3) мотивирована референционной связью (см. Референция) подобия, или причинности, или включения, или противоположения (под семаитич. чертой понимается единица значения; микроконтекст — сегмент в цепи означающего, к-рый занимает Т.; в случае однословного Т. микроконтекст совпадает с самим наличным знаком; макроконтекст включает и те части цепи означающего, к-рые необходимы для определения отсутствующего знака). Наиболее характерными чертами формирующейся в совр. яз-знании теории Т. можно считать: понимание Т. как системы,, элементы к-рой — отдельные Т. организованы иерархически (благодаря этому подходу проясняются отношения взаимосвязи между частными Т. и становится возможной постановка вопроса о генезисе Т., т. е. о своего рода «перво-тропе»); лингвистич. мотивировку Т. (Т. как явление языка и, более того, такое явление, к-рое глубже всего детерминировано языковыми фактами; соответственно теория Т. включается в яз-зна-ние как один из его новых разделов); проекцию понятия Т. в сферу «несловесных» искусств (живопись, кино, пантомима и т. п.) и  др.
Укорененность Т. в самой структуре языка и органич. предрасположенность языка к созданию Т. никогда не отвергались, но явно недооценивались. Корни «тропичности» следует искать в дву-плановости самой структуры языка как знаковой системы (см. Знак языковой) и в асимметрии плана содержания и плана выражения (см. Асимметрия в языке). Внутри этой рамки развитие определяется принципом экономии и принципом увеличения гибкости и разнообразия способов выражения данного содержания. На ранних этапах развития языка подобная неединственность форм выражения могла реализоваться в противопоставлении двух языковых модусов — языка, описывающего «реальную» ситуацию (и только ее), и языка, способного описывать «потенциальную» ситуацию, не мотивируемую реалиями (нек-рые архаичные языки в известной мере сохраняют следы этих двух модусов). «Потенциальный» языковый модус может пониматься как источникs т. иаз. поэтич. языка. «Сверхреальиое» содержание этот язык передает отклоняющимися от нормы средствами, специфич. оборотами, реализующими и «вторые» смыслы, т. е. Т. Типология ранних форм поэтич. языка свидетельствует не только о связи его с Т., но и об отнесении «тропизированной» речи к особому классу «непрямой» речи, где в наибольшей степени проявляются парадоксы тождества и различия в языке. Исследования поэтики ряда архаичных традиций показали сознательность установки поэта на создание «кривой» речи (ср. внутр. форму слова «Т.», подчеркивающую идею отклонения, или термин инд. ср.-век. поэтики vakrokti, букв.— изогнутое выражение):    ради   этого   поэтнч.   текст рассекается, растягивается, в нем меняется привычный порядок элементов, конструируются <запрещенные> в <прямом > языке связи и т. п., по сравнению с «нормой» текст деформируется. Этот процесс в значит, степени совершается с помощью Т., благодаря к-рым увеличиваются возможности передачи новых смыслов, фиксации новых точек зрения, новых связей субъекта текста с объектной сферой. Сознательно поэт актуализирует не все возможности языка, однако существенна и роль не осознаваемого поэтом, «случайного» в дальнейшей жизни текста. Поэтому Т. свойственна нестабильность, «поэтическая» относительность в ходе развития.
Связь Т. со структурой языка существует и на уровне отд. Т. Противопоставление метафоры и метонимии, основанное на различии ассоциаций по сходству и по смежности, не только позволяет операцнонно различать поэтич. (метафорнч.) и прозаич. (метонимич.) стили, ио и непосредственно отсылает к двум осям языка — парадигматической, на к-рой совершается выбор элементов (см. Парадигматика), и синтагматической, на к-рой происходит комбинация выбранных элементов (см. Синтагматика). Метафора как творч. трансформация сходств и метонимия как творч. трансформация смежностей оказываются представительницами этих двух осей языка и соответствующих им операций. Бесспорность этой дихотомии подтвердилась в процессе установления Р. О. Якобсоном лннгвистнч. синдромов для двух оси. типов афазии (один из них связан с разрушением ассоциаций по сходству, другой — ассоциаций по смежности). Противопоставление метафоры и метономни, намеченное Якобсоном, объясняет и предложенное Е. Кури-ловичем понимание различий между этими двумя Т.: метафора может быть понята как смена семантически разл. знаков в одинаковых синтаксич. позициях, тогда как метонимия должна пониматься как изменение самой сннтаксич. позиции. Языковые основания определяют и др. различия этих тропов; напр., метафора функционирует в связи с предикатом (шире — в сфере атрибутов), и первичная ее функция — характеризующая, метонимия выполняет идентифицирующую функцию по отношению к конкретным   предметам   (Н. Д. Арутюнова).
Несмотря на полярность метафоры н метоннмнн, противопоставление к-рых задает основную ось, определяющую всю систему Т., пространство между ними в значит, степени оказывается заполненным рядом промежуточных форм смешанного происхождения. Появляется возможность говорить об обратимости Т. (нли их «относительности»), благодаря к-рой все пространство структуры Т. оказывается связанным, а поэтнч. речь получает новый источник ее усложнения: «формы изобразительности неотделимы друг от друга: онн переходят одна в другую...; один и тот же процесс живописания, претерпевая различные фазы, предстает нам то как эпитет, го как сравнение, то как синекдоха, то как метономня, то как метафора в тесном смысле» (А. Белый). Обратимость Т., свидетельствующая об их связи в данном состоянии системы (синхрония), открывает перед яз-знаннем новые аспекты в изучении Т., значение к-рых выходит далеко за пределы науки о языке. Прежде всего сама система Т. и ее развертывание в текстах дайной поэтич. традиции представляют собой уникальное опытное поле, на к-ром
происходят многообразные и сложные процессы синтеза (н анализа) новых значенвй в результате взаимодействия наличных элементов семантнч. парадигмы и их положения на сиитагматич. оси. В этом смысле лингвистич. изучение Т. вводит исследователя в сферу глубинных проблем семантики. Др. аспект в исследования Т. вытекает нз синхрония, связанности отд. Т., к-рая заставляет предполагать аналогичную связь в диахронии и даже возможность реконструкции исходного Т., послужившего источником всего многообразия конкретных Т., что вплотную подводит к ист. морфологии Т. По-новому вырисовывается роль Т., в основе к-рого лежит представление о целом по его части (метонимии и особенно синекдохи). По мнению У. Эко, в качестве «исходного» Т. может рассматриваться метонимия, в основе к-рой — цепь ассоциативных смежностей в структуре кода, контекста я референта. Ряд специалистов особый акцент в этой области делает на синекдохе: по Ц. Тодо-рову, удвоеиие этого Т. образует метафору; льежская группа ц во главе с Ж. Дюбуа выводит нз синекдохи и метафору, и метонимию; А. Анри определяет метафору как двойную метонимию; более сложна позиция Шофера н Раиса, также придающих особое значение синекдохе, но ставящих своей гл. целью «переопределение» (и, следовательно, переинтерпретацию) трех осн. Т. Возможно, что решение вопроса о «первотропе» неразрывно связано с реконструкцией такой «протоситуации», в к-рой впервые появилась смысловая структура, характеризующаяся сочетанием прямого и переносного планов. Сам же «прорыв» в сферу переносного значения (и «непрямой» речи) знаменовал собой эпоху рождения Т., начало «естественного» языка, принципиально неотделимого от современного.