АКАДЕМИЯ НАУК СССР. Отделение литературы и языка (ОЛЯ) — научный и научно-организацнонный центр, объединяющий в АН ученых, работающих в области литературоведения и языкознания. ОЛЯ осуществляет науч. и науч.-методич. руководство ин-тами и др. иа-уч. подразделениями, входящими в его состав, направляет развитие филологич. науки в стране, координирует исследования по осн. направлениям в области филологич. наук в науч. учреждениях и высших уч. заведениях страны.
Высший орган — Общее собрание ОЛЯ, состоящее из дейсгвит. чл. и чл.-корр. АН СССР по данному отделению. В период между сессиями Общего собрания работой ОЛЯ руководит его бюро, возглавляемое акад.-секретарем и избираемое Общим собранием отделения сроком иа 5 лет. Со времени образования ОЛЯ его возглавляли: акад. И. И. Мещанинов (1934—50; первоначально в составе Отделения обществ, иаук), акад. В. В. Виноградов (1950—63), акад. М. Б. Храп-чеико (в 1963—67 и. о. акад.-секретаря, в 1967—86 акад.-секретарь), акад. Е. П. Челышев (с 1988).
ОЛЯ как самостоят, подразделение АН СССР существует с 1938, когда постановлением СНК СССР в АН СССР было создано 8 отделений и утверждена их структура, ранее лит-ведеиие и яз-зиание в АН СССР были представлены в Отделении обществ, иаук. На этом этапе в состав ОЛЯ входили Ин-т лит-ры, Ии-т мировой лит-ры им. А. М. Горького, Ии-т языка и мышления им. Н. Я. Марра, Ин-т языка и письменности народов СССР, Ин-т востоковедения.
В 1943 Президиум АН СССР принял постановление о создании в составе ОЛЯ Ии-та рус. языка; Ин-т языка и письменности народов СССР и Ии-т языка и мышления им. Н. Я. Марра были объединены в Ин-т языка и мышления им. Н. Я. Марра, в задачу к-рого вошло изучение языков народов СССР (кроме рус. яз.), зап.-европ., классич. языков, а также вопросов общего яз-знания.
В 1950 на базе Ин-та языка и мышления и Ин-та рус. языка создается единый Ин-т яз-знания АН СССР. В этом же году Ин-т востоковедения был переведен из ОЛЯ в Отделение истории и философии.
В 1958 Президиум АН СССР, учитывая возросшее мировое значение рус. языка и задачи дальнейшего подъема культуры рус. речи, принимает постановление об организации на базе рус. секторов Ин-та яз-зиания — Ин-та рус. языка с целью развертывания более углубленного диф-ференциров. изучения рус. яз. в его совр. состоянии и в его истории.
В состав ОЛЯ входят (1988): 4 н.-и. ин-га — ордена Дружбы народов Ин-т мировой лит-ры им. А. М. Горького АН СССР, ордена Трудового Красного Зйамеии Ин-т рус. лит-ры АН СССР (Пушкинский дом), Ин-т рус. языка АН СССР, Ин-т яз-знания АН СССР с Ле-нингр. отделением (см. Институты языкознания), Кафедра иностр. языков АН СССР, 9 науч. советов по приоритетным направлениям и проблемам: «История мировой лит-ры», «Рус. классич. и сов. многонациональная лит-ра», «Теория и методология лнт-ведения и искусствознания», «Теория и методология яз-знания», «Языки мира», «Язык и общество (языковая жизнь народов СССР и зарубежных стран)», «Рус. язык: его совр. состояние и история», а также по лексикологии и лексикографии, по фольклору, 3 к-та (сов. к-ты славистов, финно-угро-ведов, тюркологов), 3 комиссии (по истории филологич. иаук, Пушкинская, лннгвистич. атласа Европы).
ОЛЯ АН СССР руководит также деятельностью науч. учреждений ряда филиалов АН СССР (ордена «Знак Почета» Ин-т истории, языка и лит-ры Башк. науч. центра Уральского отд. АН СССР; ордена «Знак Почета» Ин-т истории, языка и лит-ры им. Г. Цадасы Даг. филиала АН СССР; Ин-т языка, лит-ры и истории им. Г. Ибрагимова Казан, филиала АН СССР; Ин-т языка, лит-ры и истории Карел, филиала АН СССР; Ии-т языка, лит-ры и истории Коми иауч. центра Уральского отд. АН СССР: Ии-т языка, лит-ры и истории Якут, филиала Сибирского отд. АН СССР) и осуществляет науч.-методич. руководство деятельностью Всесоюзного н.-и. ин-та искусствознания Министерства культуры СССР и н.-и. пн-та культуры Министерства культуры РСФСР.
ОЛЯ и его нн-ты издают 6 иауч. журналов («Вопросы литературы», «Вопросы языкознания», «Известия АН СССР. Серия литературы и языка», «Литературное наследство», «Русская литература», «Советская тюркология») и один науч.-популярный («Русская речь»).
# Академия наук СССР. Краткий очерк истории и деятельности, [М., 1968]; Устав
Академии наук СССР, М., 1979; Положение об Отделении Академии Наук СССР, М., 1979.
АМХАРСКИИ ЯЗЫК — один из эфио-семитских языков. Распространен в совр. Эфиопии, в осн. на Эфиопском нагорье. Число говорящих св. 15 млн. чел. Офиц. язык Нар. Демократич. Республики Эфиопии. В А. я. условно выделяются три слабо отличающихся один от другого диалекта: шоанский, годжамский и гондарский. В А. я. имеется 7 гласных и 28 соглас-вых фонем. От др. эфиосемит. языков, иапр. от сев. языков Эфиопии, он отличается почти полной потерей ларингаль-ных в фонетике и значит, кол-вом кушитских элементов в лексике. Для именного словообразования, наряду с внутр. флексией и аффиксацией, характерно словосложение. В парадигмах времен амхар. глагола существует множество аналитич. форм. Синтаксис характеризуется фик-сиров. порядком слов со сказуемым в конце предложения. Лит. язык, сложившийся на базе шоан. диалекта, начал интенсивно развиваться лишь с кон. 19 в. и пользуется слоговой эфиоп, письменностью. Первые известные записи («военные песни >) датируются 14 в. ?0 Юшманов Н. В.. Строй амхар. .языка. Л., 1936; Т и т о в Е. Г.. Совр. амхар. язык. М.. 1971; UllendorffE., The ?Semitic languages of Ethiopia. A comparative phonology, L.. 19SS; T a s a m m a H. M. G., Yamaranna mazgaba qalat. Addis-Ababa. T1959]; L e s 1 a u W., An annotated bibliography of the Semitic languages of Ethiopia, L.-The Hague - P., 1965; T i to v E. G.. The modern Amharic language, Moscow, 1976. Ганки н Э. Б.. Амхар.-рус. словарь, M.. 1969; Guidi I., Vocaboiario amarico-italiano. Roma. 1953.
АЛТАЙСКИЕ ЯЗЫКИ — условный термин для обозначения макросемьи языков, объединяющей на основе предполагаемой генетической сопринадлежности тюркские языки, монгольские языки, тунгусо-маньчжурские языки, а также изолированные корейский язык и японский язык. Первоначально, в 30-х гг. 19 в., к А. я. относили также и те языки, за к-рыми впоследствии закрепилось назв. уральские языки. Термин «алтайские> указывает иа возможную прародину. Основой для возникновения алт. гипотезы, в разное время и с разных науч. позиций разрабатываемой в трудах Г. Рамстедта, Н. Н. Поппе, Е. Д. Поливанова, В. Л. Котвича, М. Рясянена и др., послужило значит, кол-во общей лексики в перечисл. семьях языков (кор. и япон. языки были подключены к алтаистич. построениям лишь в 20-х гг. 20 в.), схождения звукового состава, фонетич. и морфологич. строения слова {сингармонизм и агглютинация), структурная и содержательная однотипность или тождественность большинства деривационных и реляционных категорий, а также синтаксич. структур, при этом мн. аффиксальные морфемы опознавались как материально сходные. На базе подобных сопоставлений был выведен ряд фонетич. соответствий: реф-лексация начального р-, или т. наз. закон Рамстедта — Пельо, соответствия начальных j-/n-, j-/d-, ротацизм, ламбдаизм (замена звука s звуком 1), аблаут корня -а/-1-и др. Однако к 50-м гг. 20 в. при фронтальном обследовании материала выяснилось, что процент соответствий в области осн. лексич. групп, таких, как числительные, назв. частей тела, времен года и частей суток, небесных светил, погодных явлений и т. п., настолько низок, что, в соответствии с лексико-статистич. теорией (см. Лингвистическая статистика), существование алт. праязыка отодвигалось за приемлемые хронологич. границы. Была подвергнута сомнению фонетич. и семантич. обоснованность многих установленных ранее лексич. и морфологич. параллелей, нек-рые фонетич. соответствия были квалифицированы как мнимые, напр. ротацизм (общетюрк.-z при чуваш, -г, монг. и тунг.-маньчж. -г), поскольку коррелирующие слова с -г были истолкованы в монг. языках как древнейшие заимствования из тюрк, про-тобулгар. диалектов, в тунг.-маньчж. языках — как последующие заимствования из монг. языков. Разл. оценка дается возможным схождениям и явным расхождениям не только в области фонетики, но и в области морфологии. Грамматич. категории имени в А. я.— падежа, принадлежности, числа — обладают как общими структурными и формальными чертами, так и заведомо различными, напр. им. п. как падеж подлежащего имеет нулевой показатель, однако в старомонг. яз. есть случаи оформления подлежащего косв. падежами; в монгольских и тунг.-маньчжурских языках конечное -п основы во мн. случаях отпало, восстанавливаясь в косв. падежах. Формант род. п. единообразен в тюрк, языках (-10), вариативен в монг. языках (-пи, -ип, -jin), ограничен в распространении со-лонским и маньчжурскими языками (-ni, -i) в тунг.-маньчж. языках. Различия согласных (п~п) и гласных (I ~ и) этих форм строго не объяснены, как и для форм местного п.— тюрк. -ta/-da, монг. -da/-ta и -du/-tu, сближаемых обычно с тунг.-маньчж. дат.-местным п. -du/-tu (тунг, языки) и -da/-ta (маньчж. яз.), поскольку и монг. показатель включает значение дат. п. Архаичный монг. дат. п. на -а совпадает с тюркским на -а (хотя для тюрк, языков неясно соотношение этого -а с дативом в группе кыпчак. языков -va/-qa), однако не находит параллели в тунг.-маньчж. языках, что аналогично и для вин. п.: тюрк. -I (при спорных интерпретациях связи с др.-тюрк, аккузативом -гу), монг. -i/-ji, в то время как тунг.-маньчж. форма совершенно иная: -ba/-wa. Часть форм локативных падежей в тунг, языках получена сложением показателей, оставшихся в парадигме также и в качестве самостоятельных. Сложение падежных аффиксов характерно и для монг. языков, но не отмечалось для тюркских. Не находит аналогии в тюркских и монгольских языках наличие в тунг, падежной системе винительного неопределенного на -ja с семантикой предназначения предмета, цели-объекта, партитивное™. Частичные совпадения отмечаются также в притяжат. парадигме имени и способах выражения притяжательное™, в употреблениях грамматич. мн. ч. и др. Напр., во всех ветвях А. я. и употреблениях грамматич. мн. ч. находят архаичные значения собирательной или репрезентативной множественности, дробное™, насыщенное™ и т. п., т. е. значения в сущности деривационного характера, благодаря чему видится правомерность постулирования для праязыкового состояния большого кол-ва исходных показателей (-t/-d, -s/-z, -г, -1, -k/-q, -m и др.), подтверждаемых этимологич. анализом небольшого круга слов, опростивших эти формативы в составе основы; эти же формативы исторически составили продуктивные аффиксы мн. ч., такие, как обще-тюрк. -1аг и чуваш, -sem, тунг.-маньчж. -sal, развившие абстрактное значение раздельной множественности. У глагола, как и у имени, структура частных категорий тюркских, монгольских и тунг.-маньчжурских языков близка или тождественна во мн. отношениях (напр., в развитии категории времени и др.), при этом наблюдаются также совпадения в материальных средствах их выражения (напр., наст.-буд. вр. на -г/-га), однако значительны и расхождения в семантике и формальном облике глагольных категорий, напр., прош. время, имевшее первоначально, скорее всего, результативное значение, формировалось на основе разл. показателей процессуальных имен действия, разных в каждой ветви (впрочем, не исключена генетич. общность тюрк, претерита на -di и монг. перфекта на -зО. В залогах, при общей структурной близости, ие совпадают показатели страдат., взаимного и совместного залогов и обнаруживаются схождения среди каузативных формантов; в тунг.-маньчжурских, и монгольских языках отсутствует возвратный залог, имеющийся в тюркских, что, возможно, коррелирует с наличием категории возвратного притяжа-ния у имени в тунг.-маньчжурских н монгольских языках и отсутствием ее в тюркских. При аффиксальном способе выражения лексико-грамматич. категории способов глагольного действия восстанавливаются общие форманты *-ga, *-1а, *-г, *-к, *-са со значениями интенсивности, учащатель-ности, ритмичное™; аффиксы со значениями начала, течения действия, его завершенности и пространственно-временной распределенности представлены в тунг.-маньчж. языках, но их почти нет в тюркских и монгольских языках, которые прибегают в этих случаях к глаголам-модификаторам, совпадающим по семантике, но не по материальному облику. В сфере отрицания весьма вероятна материальная тождественность показателей при различиях структурно-категориального их статуса, к-рые можно объяснить ист. преобразованиями: общий элемент *е (частица или глагол) в тунг.-маньчж. языках функционирует в достаточно полной парадигме отрицат. глагола е- в аналитич. конструкциях глагольного отрицания, в монг. изыках — в морфологически усложненной частице глагольного отрицания ese, в тюрк, языках характер приглагольного отрицания имеет лишь чуваш, частица an (* en, в других тюрк, языках частицы aba, ад, anna, ар употребляются для отрицания при имени, как и тунг.-маньчж. ana, aba, aqu и монг. buu > * abuu, однако не ясно, произошло ли а- <* е- в результате влияния велярных гласных морфологич. наращений либо это др. корневой элемент. Среди первичных (простых) показателей причастий, деепричастий, времен и наклонений как форм (категорий) исконно единых и лишь исторически разошедшихся (функционально специализировавшихся) можно обнаружить для всех ветвей А. я., по крайней мере, два ряда сходных показателей: с формантом -m/-mi (в тюрк, языках в имени действия на -im и в составе причастия на -mis; в монг. языках в составе презентных форм на -nam и -mui; в тунг.-маньчж. языках в деепричастиях на -mi/-ma-ri) и с формантом(в тюрк, деепричастиях на -р и на -pa-n~-ba-n; в монг. претерите на -Ьа; в тунг.-маньчж. деепричастиях на -pi/-pa-ri). Гипотезу о родстве А. я. нельзя считать доказанной из-за отсутствия достаточно полно реконструированной системы праязыка, способной объяснить все структурные и материальные различия в ветвях, но нельзя считать ее и несостоятельной, ввиду вероятности мн. предлагаемых сопоставлений. Особенно разностороннее и глубокое исследование приемами срав-нит.-ист. метода требуется для корректного подключения материалов кор. и япои. языков, т. к. последние обнаруживают значит, разнохарактерность и нерегулярность постулируемых схождений как в области лексики и грамматики, так и в области фонетики. Перед алтанстикой, как отраслью сравнительно-исторического языкознания, стоят задачи последовательного, глубокого и строгого применения его традиционных и новейших методик.
АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ШКОЛА — традиция исследования языка, сложившаяся в одном из культурных центров античности — Александрии, столице эллинистического Египта, в кон. 4 в. до н. э. Период расцвета А. ш.— 2 в. до н. э.— 2 в. н. э.; в $40, после завоевания Александрии арабами, она прекратила свое существование.
Крупнейшие представители А. ш.— Зенодот из Эфеса, Ликофрон, Александр Этолийский, Эратосфен, Аристофан Византийский, Аристарх Самофракийский, Дионисий Фракийский, Асклепиад из Мирлеи, Харет, Деметрий Хлор, Дионисий Галикарнасский, Дидим, Трифон, Павсаний Цезарейский, Аполлоний Дис-кол. Сохранились лишь немногие сочинения александрийских филологов (тексты Дионисия Фракийского, Дионисия Га-ликарнасского и Аполлония Дискола); в большинстве случаев они известны по фрагментам в более поздних изложениях — в трудах Секста Эмпирика, Диогена Лаэртского, Варрона, Эли я Доната, Присциааа, в многочисл. «схолиях» и комментариях.
В традициях А. ш. формировалась филология и грамматика как отрасль филологии. Развитию исследований в области языка способствовало создание в Александрии т. наз. Мусейона (по образцу платоновской Академии и аристотелевского Ликея) и Александрийской б-ки, приобретавшей рукописи всех стран и областей греко-лат. антич. мира. А. ш. возникла в условиях многоязычия, на стыке греко-лат. науки и ближневост. учений древности, традиции к-рых она вобрала в себя.
Изучение и упорядочение рукописей требовало значит, культуры обращения с текстами, комментирования и анализа. Разг. речь в эпоху эллинизма значительно отличалась от языка др.-греч. классич. лит-ры, и для А. ш. особо актуальными были вопросы норм. лит. языка. В значит, степени именно поэтому александрийские филологи обращали осн. внимание ие на филос. проблемы языка, а на разработку учения о языковых формах и их употреблении. В А. ш. грамматика выделилась в особую область исследования, давшую начало всему позднейшему антич. и европ. учению о языке.
Принципы описания языка, выработанные А. ш., в науч. лит-ре определяются как «система александрийской грамматики». Отделив предмет грамматики от прочих областей изучения языка, А. ш. вычленяла в ней разл. части — прообразы совр. фонетики, морфологии, синтаксиса, а также разделы, не вошедшие впоследствии в грамматику и составивпи предмет лексикологии, стилистики, текстологии, палеографии и т. д. Основой грамматич. учения А. ш. является учение о частях речи и их «акциденциях»
(понятие, близкое к совр. понятию грамматич. категории).
В А. ш. интенсивно велись поиски «начал» грамматич. иск-ва, т. е. тех исходных принципов, к-рые кладутся в основу грамматич. описания. Важнейшим нз этих принципов считалась «аналогия» как особенность строения языка, отражающая его системную организацию. Но язык в повседневном употреблении зачастую обнаруживает отклонения от регулярных форм— «аномалии». В антич. «споре об аналогии и аномалии» происходила кристаллизация основ грамматич. исследования. Ученые А. ш. выступали как сторонники аналогии, развивая учение о регулярных закономерностях строения языка, в основном о парадигмах словоизменения.
А. ш. разработала учение о языке на всех ярусах его строения, начиная с «элементов, или букв». Выделялись по акустическим и артикуляционным признакам гласные, согласные и полугласные. Изучались также слоги, «претерпевания» (т. е. всевозможные фонетич. видоизменения слова —метатеза, элизия и т. п.) и знаки препинания как единицы, имеющие аналог в звучащей речи. Слово определялось как «наименьшая часть связной речи», обладающая свойством «членораздельности», определ. значением и рядом свойств формы (напр., единым ударением). Александрийские филологи выделяли 8 частей речи: имя, глагол, причастие, член, местоимение, предлог, наречие, союз (Дионисий Фракийский). «Акциденции» частей речи включали как словоизменит., так и словообразоват. категории, а также — чисто классификационные, не находящие выражения на формальном уровне (напр., категория «вида» имен в смысле их деления на собственные и нарицательные у того же Дионисия Фракийского). В определении частей речи у языковедов А. ш. преобладали грамматич. признаки в сочетании с семантическими, напр., по Дионисию Фракийскому, «глагол есть беспадежная часть речи, принимающая времена, лица и числа и представляющая действие или страдание».
А. ш. дала образцы разработки синтаксиса как части грамматики. У Аполлония Дискола термин «синтаксис» употребляется в широком смысле для обозначения отношений связи речевых элементов в их последовательности. Это и связь слов в предложении, и сочетания букв, слогов, отд. компонентов слов при словосложении. Преимуществ, внимание Аполлоний уделяет синтаксич. отношениям между частями речи, полагая, что «полнозначное предложение» рождается лишь при условии соотв. сочетания имен, глаголов и связанных с ними, зависимых от них разрядов слов, напр. таких, как артикль (при имени), наречие (при глаголах) н т. д. По Аполлонию, существуют и части речи, «замещающие» имена и глаголы, напр. местоимения, причастия и др.
В А. ш. возникла лексикографич. традиция, оказавшая значит, влияние на словарную работу в ср.-век. Европе, особенно глоссарии, этимологич., диал., идеогра-фич. и др. словари таких лексикографов, как Зенодот из Эфеса, Аристофан Византийский, Аполлодор Афинский, Фи-локсен, Памфил, Диогениан, Гесихий Александрийский.
Идеи и методы А. ш. оказали значит, влияние на др.-рим. грамматиков. Наиболее авторитетные в поздней античности и в ср. века в Европе грамматики Доната н Присциана были созданы в традициях А. ш. (см. Античная языковедческая
традиция, Европейская языковедческая традиция).
Грамматич. терминология, используемая в совр. учебных грамматиках, а также в собственно науч. сочинениях по общему и частному яз-энаиию, в век-рой свой части восходит к терминологии А. ш.
# Антич. теории языка и стиля. М.— Л., 1936; А м и р о в а Т. А., О л ь х о в и-ков Б. А., Рождественский Ю. В., Очерки по истории лингвистики, М., 1975 (лит.); История лингвистич. учений. Древний мир, Л., 1980 (лит.); Robins R. H., Ancient and Mediaeval grammatical theory in Europe..., L.. 1951; W о u-t e r s A., The grammatical papyri from Gra-eco-Roman Egypt, Brussel, 1979.
H. Ю. Бокадорова. АЛЕУТСКИЙ ЯЗЫК (устар.—унанганский язык) — один из эскимосско-алеутских языков. Распространен на Алеутских о-вах (США) и на о. Беринга (СССР). Число говорящих в США ок. 700 чел., в СССР — ок. 30 чел. (1984, оценка). А. я. включает 3 диалекта — уналашкинский (восточный), аткинский и аттовский (западный). Отличия в фонетике, грамматич. строе и лексике между диалектами незначительны, и взаимопонимание алеутов разл. островов вполне возможно. Созданная в нач. 19 в. И. Е. Вениамииовым и Я. Е. Нецветовым алеут, письменность на основе рус. алфавита прекратила существование после перехода Алеутских о-вов во владение США (1867). Лишь в сер. 70-х гг. 20 в. Аляскинский центр по изучению языков коренного населения ввел обучение на А. я. К.-л. признаков древней алеут, письменности не обнаружено.
А. я. в области лексики и морфологии значительно отличается от родственного ему эскимос, яз.
АЛБАНСКИЙ ЯЗЫК —один из индоевропейских языков, занимающий изолированное положение и составляющий особую группу. Являясь продолжением исчезнувших древних индоевроп. языков Балкан, п-ова (палеобалкан. языков), А. я. генетически наиболее близок иллирийскому и мессапскому языкам; существенны н его связи с фракийским яз. Распространен в НСРА (число говорящих 2860 тыс. чел.; офнц. язык), Югославии (социалистич. авт. край Косово, 1850 тыс. чел.), Италии (120 тыс. чел.), Греции (60 тыс. чел.). Незиачит. число носителей А. я. живет в НРБ, СРР, СССР (Одес. обл.).
Алб. языковой ареал делится на 2 осн. диал. области: южную, тоскскую, и северную, гегскую, к-рые, в свою очередь, членятся на многочисл. говоры. На основе тоскского и гегского диалектов в кон. 19 в. сложился совр. лит. А. я. в двух вариантах. Диалекты А. я. различаются наличием ротацизма (перехода звуков типа [s], [z] в звуки типа [г] путем постепенного ослабления трения и одновременного приобретения более или менее сонорного характера), нейтрального ё, дифтонга иа, отсутствием форм инфинитива с заменой его конъюнктивом в тоскском диалекте, наличием носовых, дифтонга ие, форм инфиннтива и отсутствием ротацизма вгегском диалекте; отличием в способе образований причастий и деепричастий и нек-рых временных форм; рядом особенностей в лексике. В НСРА тоскский диалект стал преобладающим в употреблении.
В А. я. 7 гласных фонем и 29 согласных. Особенностью вокализма является отсутствие в тоскском диалекте носовых гласных и их наличие в гегском диалекте (ср. а, о), а также наличие особого лабиализованного гласного звука у, равного по произношению нем. [й], и гласного ё, смешанного ряда, редуцированного. Характерной особенностью алб. консонантизма является наличие среднеязычных dh(d) и th(e), наличие слабых I, г и сильных 11, гг, среднеязычных q, gj и серии аффрикат с, с, х, xh. А. я. характеризуется фиксированным ударением (преим. на предпоследнем слоге), утратой или редукцией старых индоевроп. начальных и конечных безударных гласных, утратой индоевроп. долгих и кратких дифтонгов с последующей их монофтонгизацией и заменой вторич. краткими дифтонгами.
По своей грамматич. структуре А. я. принадлежит к языкам с синтетич. флективным строем, в к-ром элементы древней флексии в процессе ист. развития претерпели сильные изменения. В именной системе А. я. представлены 3 рода (муж., жен., ср.), 4 типа склонения с шестипа-дежной системой (формы род. п. и дат. п. совпадают), определ. и неопредел, формы имени, препозитивный и постпозитивный артикли. Глагол в А. я. характеризуется двумя птами спряжений с разветвленной системой наклонений (6 типов) и временных форм (3 простые и 5 сложных).
В синтаксисе преобладает относительно свободный порядок слов. Словарный состав А. я., помимо исконной индоевроп. лексики, включает значит, число заимствований разного времени из греч., лат., слав., тур., итал., франц. языков. В процессе длит. ист. взаимодействия с языками др. групп (болг., греч., рум.) А. я. выработал ряд общебалкан. структурно-ти-пологич. черт (т. наз. балканизмов), образуя с этими языками балканский языковой союз.
Первые письм. памятники А. я. относятся к 15 в. («Формула крещения> епископа Паля Энгелы, 1462) и 16 в. (чСлужебник> Гьона Бузуку, 1555).
Систематич. науч. изучение А. я. началось в сер. 19 в. (работы И. Г. Гана и Ф. Боппа). Большой вклад в албан. яз-знание внесли Г. Мейер, Н. Йокль, Э. Чабей, Ст. Мэнн, К. Тальявини, В. Ци-моховский, Э. П. Хэмп и др., изучавшие проблемы синхронич. и диахронич. развития А. я., его историю, грамматику и лексику. Сов. ученые А. М. Селищев, А. В. Десницкая внесли существ, вклад в развитие алб. яз-знания. Селищев исследовал албано-слав. языковые связи и проблемы обших структурных признаков в балкан. языках. Десницкая впервые осуществила системное описание алб. диалектов, исследовала проблемы формирования лит. А. я., фольклора, реконструкции др.-алб. языкового состояния и ареальиых связей А. я. с др. индоевроп. языками, ею была создана школа сов. ал-бановедения. В области алб. яз-знания плодотворно работают О. С. Широков, М. А. Габинский, А. В. Жугра, В. П. Не-рознак, И. И. Воронина, Ю. А. Лопашов: исследуются фонетич. строй и грамматика, ист. развитие и происхождение А. я., а также его место в системе индоевроп. языков и роль в Балканском языковом союзе (см. также Балканистика).
АКЦЕНТОЛОГИЯ (от лат. accentus — ударение и греч. logos — слово, учение)— раздел языкознания, изучающий природу и функционирование ударения, а также система связанных с ударением явлений языка. В более широком смысле к области А. относят также тон, иногда — любые просодические (см. Просодия) характеристики языковых единиц, кроме чисто интонационных. В А. ударение изучается с собственно фонологич. и морфо-нологич. позиций, а также в плане синхронии и диахронии (исторически и сравнительно-исторически). Собственно фонологич. изучение ударения включает след. аспекты: 1) определение места ударного слога. Принято различать фиксированное (связанное) ударение, т. е. закрепленное за определ. позицией в слове, и свободное (разноместное). По данным Л. Хаймена, обследовавшего 444 языка, в 25% языков ударение приходится на начальный слог, в 20% — на конечный, в 18% — на предпоследний и в 33% ударение свободное.
Среди языков с фиксиров. ударением есть моросчитающие и слого-сч и тающие языки. В первых единицей фонологич. расстояния выступает мора, напр. в лат. яз. ударение падает на гласную, предшествующую той море (гласной или согласной), к-рая находится перед конечным слогом слова; во вторых место ударного элемента (слога) определяется в терминах слогов, ср. польск. яз., где ударение приходится на предпоследний слог. При более широком подходе под фонологически фиксированным понимают любое ударение, позицию к-рого в словоформе можно предсказать по тем или иным фонологич. признакам: качеству гласного, как в мокша-морд, яз., где гласный о всегда ударен, u, i, э в непервом слоге всегда безударны и т. п.; типу слога, ср. исп. яз., где ударение, как правило, пенультимативно (на предпоследнем слоге), если последний слог открытый или с исходом на n, s; тоиу слога, когда сосуществуют тон и ударение, как, напр., в йоруба и нек-рых др. языках, где слог с высоким тоном ударен (если он не следует за другим высокотональным слогом). Нек-рые исследователи вводят категорию фонологически безударных слов, напр., для япон. яз. (т. наз. дзэнхэйные слова), др.-русского (т. наз. энклиномены), сербскохорватского (в к-ром нисходящий акцент, всегда приуроченный к первому слогу, признается фоиетич. реализацией безударности). В ортодоксальной генеративной фонологии предсказуемость ударения абсолютизируется: считается, что любое ударение не входит в лексич. (словарную) характеристику слова, а приписывается слову по правилам, выводящим просодич. свойства слова из его сегментно-фонологич. (и грамматич.; см. ниже) признаков. На практике это нередко приводит к натяжкам в представлении структуры слова: напр., принимается, что в исп. яз. слово estas, ие подчиняющееся общему правилу, имеет словарную форму stas, и только после приписывания ударения — stas вводится начальное е (на основании запрещенное™ сочетания st в анлауте).
2) Определение фонологич. типа ударения. С этой т. зр. возможны две линии разграничения. Первая — по сфере реализации ударения: слогу или море; соответственно различаются с л о г о-акцентные и мороакцент-н ы е языки. В первых ударение выделяет слог, как в рус, англ., польск. и др. языках, во вторых — мору, как в др.-греч. яз., где в слогах с двумя гласными морамн мелодич. повышение на первой
море соответствует циркумфлексу, а иа второй — акуту. По другому признаку разграничиваются моноакцентные и полиакцентные языки. К первым принадлежат, напр., рус, англ. и мн. др. языки, где ударный слог с фонологич. т. зр. может выделяться только одним способом. Ко вторым относятся балтийские, большинство скандинавских, сербскохорватский, панджаби и др. языки, в к-рых ударный слог может выделяться двумя и более фонологически противопоставленными способами; такие типы ударения часто называют слоговыми акцентами, наиболее известны акцент I и акцент II швед, и иорв. языков.
3) Соотношение просодич. характеристик ударных и безударных слогов (мор). Просодич. оформление безударных слогов (мор) зависит от их положения относительно ударных, выступающих в качестве «точки отсчета>. А. А. Потебня описывал соотношение выделеннОсти слогов рус 4-сложного слова формулой 1—2— 3—1, где 3 отвечает ударному слогу. В дескриптивной и генеративной лингвистике принято разграничивать от 2 до 5 степеней выделенное™ слогов в слове; напр., в аигл. cognate устанавливается соотношение слогов по выделенное™ 1—3 (через единицу обозначается макс, выделенность, т. е. ударенность), в pontoon — 3—1, в arrange 0—1, в нем. anziehen — 1—2—0, в unsichtbar — 1—3—2. В япон. яз. ударная мора (всегда первая в слоге) и все предударные, кроме начальной моры слова, произносятся с повышением мелодики, а заударные — с понижением. Тип просодич. контура слова, определяемый ударением, и отражение ударности (иногда — безударности) в графике и транскрипции называют акцентуацией слова. В метрич. теории ударения просодич., акцентный контур слова (и более крупных единиц) описывается как чередование сильных и слабых слогов, образующих иерархнч. структуру.
4) Определение фонетич. типа ударения. С этой т. зр. принято различать выделение ударного слога его большей длительностью (квантитативное ударение), интенсивностью (динамич. ударение), высотой (мелодич., или музыкальное, ударение), специфич. аллофонами гласных и/или согласных (качеств, ударение). Скорее всего, реально можно говорить о преобладающей тенденции к использованию и данном языке тех или иных средств для выделения ударного слога, обычно его выделение достигается неск. способами одновременно.
Задачи изучения тона заключаются в том, чтобы установить число тонов в данном языке, их дифференциальные признаки, соотношение между типом тона и типом слога (напр., часто в закрытых слогах различается меньшее число тоиов), сочетаемость тонов в пределах слова или синтагмы (так, в кит. яз. ие сочетаются два антициркумфлексных тона — первый переходит в восходящий), правила модификации тонов в зависимости от контекста.
В А. используются собственно линг-вистич. (функциональные), психолииг-вистич. и инструментальные методы изучения тона и ударения.
В А. широко представлены морфоноло-гич. исследования. Оси. задачи морфоио-логич. А.: а) установление связи ударности с тем или иным видом морфем и морфологич. структур (основ и т. п.). Выделяются аутоакцентные (самоударные) морфемы, требующие ударения, ср. суффикс -анск(ий) в «американский «бирманский» и т. п., преакцентные (ле-воударные), постакцентные (правоудар-ные), относительно к-рых ударение соответственно располагается слева и справа, ср. -ива/-ыва («отлынивать», «организо-вывать>) и -ин(а) («ширина>, «толщина»). В пределах одного слова акцентные свойства морфем могут противоречить друг другу, в этом случае вводятся особые правила для разрешения акцентного «конфликтам
б) Выведение правил перемещения ударения при изменении слова в пределах парадигмы, в процессах словообразования. Схему распределения ударений по словоформам лексемы называют а к-центной кривой. Акцентные кривые различаются по подвижности/неподвижности ударения, ср. «поле — поля — полю — поле — полем — (о) поле», где ударение везде неконечное (на основе), т. е. неподвижное, и «гора — горы — горе — гору — (о) горе», где ударение подвижное, т. к. в вин. п. становится неконечным, а в остальных — конечное. Говорят также об акцентных парадигмах, в к-рые сводятся акцентные кривые, в этом случае оии характеризуют классы слов или дополнительно распределены относительно нек-рых подклассов. Иногда акцентной парадигмой называют систему акцентных кривых производящих и производных слов в их соотношении. Правила распределения ударения зависят от класса слова — фоиологич., морфоноло-гич., морфологич., лексич., семантич.,от прагматич. факторов (большей/меньшей освоенности слова). Чаще всего ударение осн. формы непроизводного слова в словаре — элемент лексикографич. информации, тип акцентной кривой слова может определяться его свойствами (классом), но может также входить в лекснкографич. информацию, акцентуация производного слова обычно выводима из его структуры. Для ряда исследователей различение фоиологич. и морфонологич. ударения не исчерпывается отнесением первого к слогу (море), а второго — к тому или иному морфологич. элементу. В тех словоформах, где выбор между конечным и неконечным ударением невозможен в силу пулевого характера окончания или неслогового характера окончания или основы, с морфонологич. т. зр. усматривается т. наз. условное ударение, к-рое может не совпадать с фонологическим; это ударение выводится на основании аналогии с др. словоформой той же парадигмы, если в такой словоформе конечное и неконечное ударения противопоставлены в ее можно принять в качестве «диагностической». Для рус. имен существительных «диагностическими» принимаются ормы дат. п., поэтому, напр., в слово-орме «стол» признается конечное ударение (иа окончании), ср. «столу», а в словоформе «дом» — неконечное, ср. *дому».
Морфонология тональных языков (мор-фотонология) изучает ассоциированность тонов с теми или иными грамматич. единицами и явлениями. В этой связи говорят о грамматич. тонах в противоположность лексическим.
Особый раздел А. составляет историческая (диахронич.) А., осуществляющая реконструкцию систем ударения или тона праязыков, изучающая закономерности и этапы эволюционирования этих систем с развитием языков. Так, по мнению мн. исследователей, в пранн-доевроп. яз. существовала система тонов, к к-рым в конечном счете возводится музыкальное ударение др.-греч. яз., ведич. санскрита, праслав. яз. Исследова-
тели тональных языков Д. Востока и Юго-Вост. Азии часто неходят из представлений об атональном прасостоянии соотв. языков и объясняют появление и развитие тонов как компенсаторный эффект де-фонологизации консонантных и вокальных различий. Так, в кит., тайских н мн. др. языках ок. тысячелетия тому назад число тонов удвоилось в результате исчезновения противопоставления звонких/глухих согласных (инициалей) и фо-нологизации сопровождавших эту оппозицию регистровых различий. Очевидно, переход языка от одного просодич. типа к другому (от ударения к тону или наоборот) следует рассматривать в связи с общим типом структуры языка. Тон типичен для моносиллабич. языков, это просодич. характеристика особой языковой единицы — слогоморфемы. Ударение — просодич. характеристика слова. Поэтому замена тона ударением н наоборот, вероятно, сопряжена со сменой базовой единицы языка — слогоморфемы словом или наоборот.
В исторической и сравнительно-исторической морфонологич. А. устанавливаются акцентные парадигмы для праязыков и древних состояний языков, их распределение и ист. трансформации. Напр., для др.-рус. имен выделяют три акцентные парадигмы: а — неподвижное ударение на основе во всех словоформах, или колумнальная (колонная), баритониро-ванная парадигма (баритонеза); Ь — неподвижное ударение на окончании во всех словоформах, или окситонированИая парадигма (окситонеза); с — подвижное ударение, в разных словоформах распределяющееся по определ. правилам между наосновным и нафлективным (флексион-ным) типом, а также могущее переходить на клитики (акцентуационно зависимые слова) — подвижная парадигма.
А. имеет давнюю традицию. Уже в брахманах (8—6 вв. до н. э.) и упани-шадах (7—3 вв. до н. э.) Др. Индии встречается понятие «свара»—ударение или тон. Вопросы просодики активно разрабатывались в пифагорейской школе Др. Греции (6—4 вв. до н. э.). Изучение тонов в Китае началось в кон. 5 в. н. э.
A. X. Востоков в своей грамматике (1831) выделил ударение как самостоят, объект изучения и дал группировки рус. слов по типу ударения. В 60-х гг. 19 в. Потебня ввел морфологич. критерии в описание рус. ударения. Эту линию продолжил И. А. Бодуэн де Куртенэ; Е. Д. Поливанов впервые описал морфологически обусловленную акцентуацию япон. слов. В области сравнит,-ист. А. в кон. 19 в. был установлен закон Ф. де Соссюра, фиксирующий оттяжку ударения в литов. яз. Ф. Ф. Фортунатов и А. Мейе распространили этот закон на другие балто-слав. языки (см. Фортунатова — Соссюра закон), что было оспорено позднейшими исследователями. Наиболее полную новую реконструкцию слав. А. осуществил
B. А. Дыбо; им и В. М. Иллич-Свитычем было показано, в частности, что праслав. акцентные парадигмы а и Ь находились в отношении дополнит, распределения, обусловленного просодич. качеством корневого слова. С. Д. Кацнельсои предложил новую интерпретацию Вернера закона, а также дал общую картину срав-нит.-ист. анализа герм. А.
Ф Поливанов Е. Д., Музыкальное ударение в говоре Токио, «Изв. АН», 1915, т. 9, Ли 15; Т р о н с к и й И. М., Др.-греч. ударение, М.—Л., 1962; Иллич-Сви-т ы ч В. М., Именная акцентуация в балтийском и славянском. Судьба акцентуационных парадигм, М., 1963; Кацнель-
сон С. Д., Сравнит, акцентология герм, языков, М.— Л., 1966; Зализняк Л. А., Рус. именное словоизменение, М., 1967; Потебня А. А., Ударение, К., 1973; Редькин В. А.. Акцентология совр. рус. лит. языка, М., 1971; Колесов В. В., История рус. ударения, [ч. 1], Л., 1972; Боидарко Л. В., В е р б и ц к а я Л. А., Щербакова Л. П., Об определении места ударения в слове, «Изв. АН СССР. ОЛЯ», 1973. т. 32. в. 2: С о с с ю р Ф. Д е, К вопросу о литов. акцентуации, в его кн.: Труды по яз-знанию, М., 1977; Герценберг Л. Г.. Вопросы реконструкции индоевроп. просодики. Л., 1981; Дыбо В. А., Слав, акцентология, М., 1981; Касевич В. Б., Фоиологич. проблемы общего и вост. яз-знания, М.. 1983; его же. Морфонология, Л., 1986; Зализняк А. А., От праславянской акцентуации к русской, М., 1985; Pike К. L.. Tone languages. Ann Arbor, 1957; Stang Chr.. Slavonic accentuation. Oslo, 1957; Kurylowicz J., L'accentuation des langues indo-europeennes, Wrocfaw — Krakow, 1958; Garde P., L'accent. P.. 1968; Lehiste I., Suprasegmentals, Camb. (Mass.)— L., 1970; Maddieson I., G and our J., An annotated bibliography on tone, Los Ang.. 1974; Ну man L, On the nature of linguistic stress, в кн.: Studies in stress and accent, Los Ang., 1977; Liber-man M., Prince A., On stress and linguistic rhythm. «Linguistic Inguiry», 1977, v. 8, ЛЙ 2; Tone: A linguistic survey, ed. by V. From-kin, N. Y.- [a. o.J. 1978; Eek A., Stress and associated phenomena: A survey with examples from Estonian I, в кн.: Estonian papers in phonetics [9], 1980—1981, Tallinn, 1982.
АКТУАЛЬНОЕ ЧЛЕНЕНИЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ — членение предложения в контексте на исходную часть сообщения — тему (данное) и на то, что утверждается о ней — рему (новое). Нек-рые ученые (Г. Пауль, Я. Фирбас) различают третий член А. ч. п.— переходный элемент (или связующий член), выражаемый глагольным сказуемым (или глагольной частью сказуемого), содержащим временные и модальные показатели (вопрос о третьем члене А. ч. п. является спорным). В сочетании темы и ремы проявляется предикативное отношение как один из случаев предикативности, свойственной и тем типам предложений, х-рые не имеют А. ч. п. (односостаиные). Любой член (или члены) предложения и соответствии с контекстом или ситуацией может выступать как тема или рема: «Книга (тема) на столе (рема)» (ответ на иопрос: «Где книга?»); «На столе (тема) к н и-г а (рема)» (ответ на вопрос: «Что на столе?»). А. ч. п. противопоставляется его формально-грамматич. членению (см. Члены предложения). Компоненты А. ч. п. распознаются по интонации (характер ударения, паузация); по позиции (обычно тема помещается в начале фразы, рема — в конце); по выделит.-ограничит, наречиям («именно», «только»); по ремовыделит. конструкциям; по контексту. Указыиать на смысловой центр сообщения (рему) может неопредел, артикль, агентивное дополнение (т. е. дополнение при пассиве, обозначающее производителя или источник действия — агенс) в пассивной конструкции, но эти показатели, как и сказуемое, не всегда являются ремоиндикаторами. Перемещение логич. ударения в одном и том же предложении дает разное А. ч. п. Прямой порядок следования тема — рема преобладает и именуется прогрессивным, объективным, неэмфатическим. Обратный порядок рема — тема наз. регрессивным, субъективным, эмфатическим, хотя последний не всегда обусловлен целями эмфазы (ср. начальное положение подлежащего-ремы в языках с фиксиров. сло-вопорядком (напр., англ. Suddenly the telephone rang at the end of the corridor). Положение ремы в начале (или середине) предложения может быть обусловлено также: необходимостью ее позиционной контактности с соотносимым членом предшеств. предложения; расчленением распространенной ремы; ритмом; желанием говорящего скорее высказать главное. В этом случае рема распознается по контексту — путем вычитания из состава предложения избыточной самоочевидной темы, обычно опускаемой или отодвигаемой в конец (напр., «В опрос хочу вам задать. Как он вам показался?— Старик он уже»). Расчленение выражаемой в предложении мысли на предмет мысли-речи и предикат мыслн-речи и двуплановый характер предложения отмечались еще представителями логич. (Ф. И. Буслаев) и психологич. (Ф. Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов, X. Г. К. фон дер Габеленц, Пауль) направлений в яз-знании. Основоположником теории А. ч. п. считают
A. Вейля, идеи к-рого были развиты
B. Матезиусом (см. Пражская лингвистическая школа), предложившим и сам термин «А. ч.п.». Согласно концепции Ма-тезиуса, тема (основа) высказывания выражает то, что является в данной ситуации известным или, по крайней мере, может быть легко понято и из чего исходит говорящий, а рема (ядро) — то, что говорящий сообщает об основе высказывания. Тема, по Матезиусу, не сообщает новой информации, ио является гл. обр. необходимым элементом связи предложения с контекстом. Положение Матезиуса об обязательной известности темы уязвимо, ибо тема и рема имеют лишь лексич. словесное значение, а информация создается их динамич. сочетанием, всей пропозицией. Тема часто определяется содержанием предшествующего предложения. Но н качестве темы может иыступать и не упоминавшийся ранее денотат, а ремой может оказаться
упоминавшийся денотат, но употребленный предикативно — как то, что ут-иерждается о теме («Поговорим об А.Попове. Это он изобрел радио»).
А. ч. п. исследуется с разных теоретич. позиций. Концепция о семантич. природе А. ч. п. (Матезиус, Я. Фирбас, Ф. Да-неш и др.) отдает приоритет в определении темы и ремы фактору известности/ неизиестности, что иногда приводит к неоднозначным толкованиям актуального членения конкретного предложения в контексте. Концепция о синтаксич. природе
A. ч. п. (К. Г. Крушельницкая) допускает отождествление А. ч. п. с синтаксич. категориями из-за выражения темы и ремы с помощью грамматич. средств языка (но иногда — только контекста). Концепция о соответствии А. ч. п. структуре логич. суждения (Л. В. Щерба,
B. В. Виноградов, С. И. Бернштейн) получила развитие в теории о логико-грамматич. членении предложения (В. 3. Панфилов) — о выражении разл. синтаксич. средствами языка (не именно членами предложения) логических субъекта (темы) и предиката (ремы). К этой концепции примыкает и Матезиус, отождествлиющий тему (основу) и рему (ядро) с психологич. (логич.) субъектом и предикатом. Совр. лингвистич. теории относят феномен А. ч. п. к речи и связывают его с теорией речевых актов.
АККОМОДАЦИЯ (от лат. accommoda-tio — приспособление) — один из видов комбинаторных изменений звуков; частичное приспособление артикуляций смежных согласного и гласного. Заключается в том, что экскурсия (начало артикуляции) последующего звука приспосабливается к рекурсии (окончанию артикуляции) предыдущего (прогрессивная А.) или рекурсия предыдущего звука приспосабливается к экскурсии последующего (регрессивная А.). Для одних языков характерна А. гласных согласным, напр. в русском гласные а, о, у после мягких согласных, становятся "более передними (артикуляция их продвинута вперед в экскурсии), ср. «мат» — «мят», 22 АККАДСКИЙ «мол» — «мёл», «лук» — «люк»; для других — согласных гласным, напр. в перс. яз. палатализуются' согласные перед передними гласными. Иногда А. отличают от коартикуляции — наложения артикуляции, характерной для последующего звука, на весь предшествующий звук (напр., лабиализация согласного под влиянием последующего губного [о] или [у] в рус. яз.— «ток», «тук», ср. «так»). Однако часто термины «А.» и «коартикуляция» употребляются как синонимы. Н. А. Гряэноеа. АКТАНТ (от лат. ago — привожу в движение, действую) — 1) любой член предложения, обозначающий лицо, предмет, участвующий в процессе, обозначенном глаголом. Родовое понятие «А.» существенно для вербоцентрич. теории предложения. Л. Теньер, введший понятие «А.», противопоставлял А. (существа и предметы, участвующие в той или иной мере в процессе) сирконстантам, указывающим на время, место, образ действия и др. обстоятельства процесса. Он различал три А.: первый, второй и третий, соответствующие подлежащему, прямому дополнению (или агенсу пассивного глагола) и косвенному дополнению. Различение А. и сирконстантов у Теньера было нечетким, связывалось с предложно-падежной формой слова. В дальнейшем теория А. шла по пути уточнения номенклатуры А., более точного разграничения А. и сирконстантов и, что особенно важно для семантич. синтаксиса, более четкого противопоставления синтаксич. и семантич. А. В число А. мн. лингвисты стали включать любой субстантивный член предложения (дополнение орудия, обстоятельство места и пр.). В семантич. теории синтаксиса различают семантич. (реальные) А.— отображение элементов ситуации (субъект, объект, адресат и т. п.), и синтаксич. А.— члены предложения (подлежащее, дополнения и т. п.). Актантная структура (конфигурация) предложения — число и характер А., обязательных для глагола. Различаются глаголы безактантные («Сиетает»), одноактантные («Петр спит») и др. В этом значении понятие А. соотносительно с валентностью, местом или позицией (в грамматике, ориентированной на логику отношении), «падежом» (в падежной грамматике). Актантная трансформация — изменение соотношения между семантич. и синтаксич. А., напр. «Петр отправил письмо Ивану» и «Иван получил письмо от Петра»: в первом случае адресат представлен как косв. дополнение, во втором — как подлежащее. В качестве синтаксич. А. может быть представлен и несубстантивный элемент ситуации (действие): «С р а-ж е н и е продолжается». 2) В теории текста — типовая функция лица (предмета) в повествовании. Соотношения А. образуют актантную модель повествования. 3) То же, что агенс. ФТеньер Л., Основы структурного синтаксиса, пер. с франц., М., 1988; G r e i m a s A. J., Semantique structurale, recherche de methode, P., 1966.
АКАН (тви-фанти) — один из ква языков. Распространен в центр, части Ганы
вплоть до побережья. Число говорящих св. 6 мли. чел. Представляет собой группу близкородств. диалектов аквапим, акем, ашаити, фанта, причем первые три объединяются под назв. тви (чи), поэтому вся группа диалектов именуется тви-фаити. В совр. африканистике ашанти и фанти иногда определяются как самостоят, языки.
Термин «акай» ранее применялся в науч. лит-ре для обозначения группы родств. языков в рамках языковой общности ква: по классификации Д. Вестер-мана и М. Брайаи, в нее включались 3 диал. группы: 1) тви-фаити, 2) аньи-бауле, 3) гуанг; Дж. X. Гринберг добавил к ним языки метьибо и абуре. Исследования 60—70-х гг. 20 в. показали, что в группу входит ок. 20 языков; для ее обозначения был принят термин «группа вольта-комоэ».
А. я. характеризует распространенная среди зап.-афр. языков гармония гласных по высоте т. наз. перекрестного типа: гласные делятся на две серии — высокого и низкого подъема, причем хотя бы один гласный из серии низких имеет более высокий подъем, чем самый низкий гласный серии высоких. Все гласные в слове (если оно не составное) должны, как правило, относиться к одной серии, гак что гласные аффиксов гармонируют с гласными корня. В А. я. представлено два ровных тона, имеющих грамматич. илексич. значение, последнее существенно только для односложных глаголов, а также для имен с неотчуждаемой принадлежностью (названия частей тела и термины родства). А. я. относится к типу языков со ступенчатым понижением тона, т. е. слоги с высоким тоном понижают свой той в зависимости от места в синтагме последовательно на одну ступень по сравнению с предшеств. высоким тоиом.
Имена имеют категории ел. и мн. ч. (выражаются изменением именного префикса). Категория грамматич. рода отсутствует; личные местоимения 3-го л. ед. и ми. ч. имеют особые формы для одуш. и неодуш. предметов. Сохранились остатки именных классов, однако согласо-ват. система по именным классам полностью утрачена. Глагольная основа не изменяется. Видо-временные формы выражаются с помощью частиц, лицо и число — субъектным местоимением. В словообразовании широко используется словосложение.
Для синтаксиса А. я. (так же, как и для иек-рых др. языков ква, в частности для эве) характерно явление сериалиэа-ции: ряд глаголов в предложении следуют один за другим в одной и той же вндо-временной форме, причем субъект и объект обозначены только у первого глагола. Т. обр. выражаются мелкие последовательности к.-л. действия.
Письменность на основе лат. графики с 19 в., причем единая норма отсутствует и диалекты имеют собств. пндьм. традиции, наиболее развитые у аквапим, фанти и ашанти. С 1984 на А. я. выходит газета.
АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ЯЗЫК — один из тюркских языков. Распространен в Азерб. ССР, частично в Груз. ССР и Арм. ССР, а также в Иране, Ираке, Турции. Общее число говорящих ок. 14 млн. чел., из них в СССР ок. 5 млн. 400 тыс. чел. (1979, перепись). А. я. имеет 4 диал. группы: 1) восточную (кубин., бакии., шемахин. диалекты, муган. и леикораи. говоры), 2) западную (казах., Карабах., гянджин. диалекты, айрум. говор), 3) северную (нухин. диалект и закатало-кахские говоры), 4) южную (иахичеван., ордубад., тавриз. диалекты, ереван. говор). Различия в диалектах затрагивают гл. обр. фонетику и лексику.
А. я., являясь одним из т. наз. огузских тюрк, языков, имеет черты, свойственные языкам кыпчак. ареала. Отличит, особенности фонетики: высокая частотность употребления фонемы э во всех позициях; наличие т. наз. mediae lenes (неполных звонких согласных), обусловленное, с одной стороны, процессом озвончения согласных в анлауте (начале слова), а с другой — аспирацией смычных глухих п, т. к в анлауте и ауслауте (исходе слова). Наряду с преобладанием звонкого ан-лаута, в начале слов встречаются и глухие (ср. бармак 'палец', но палчыг 'грязь'); исконный тюрк. к/к. подвержен процессам соноризации (азерб. ган < каи 'кровь') и спирантизации (Ьачан < к.ачан 'когда'); имеют место опередне-ние к>г' (орфографич. кэл- < кел-'приходи'), переход к>ч, г>дж (орфографич. ч) перед гласными переднего ряда, устойчивость j перед гласными заднего ряда и утрата его перед гласными переднего ряда (ср. jaMaH 'плохой' — ил 'год'). В морфологии аффиксы сказуемости 1-го и 2-го л. ед. ч. имеют варианты только с широкими гласными; в 1-м л. мн. ч. показателем сказуемости является аффикс -г/-к с предшеств. узким гласным. Аффиксы -ар н -ыр в А. я., в отличие от др. тюрк, языков, фонетически и семантически дифференцированы как показатель наст.-бул. вр. и показатель наст, времени. В синтаксисе развита система союзных сложных предложений.
Письменность до 1929 на основе араб, графики, в 1929—39 на основе лат. алфавита, с 1939 на основе рус. графики. Лит. А. я. развивается с 13 в. В основе совр. лит. языка Сов. Азербайджана лежат шемахин. и бакии. диалекты.
• ГаджпеваН. 3., Азерб. язык, в кн.: Языки народов СССР, т. 2 — Тюрк, языки, М.. 1966 (лит.); Грамматика азерб. языка, Баку, 1971; Ахундов А., Азэр6а.]Чан дплпнин фонемлэр системи. Бакы. 1973; Муасир a3ap6aj4aH дили. т. 1—2, Бакы, 1978-80.
Диалектология, словарь азерб. языка, Баку. 1964; Азерб. рус. словарь, сост. X. А. Азпзбеков, Баку. 1965. Н. 3. Гаджиева.