СЕПИРА — УОРФА ГИПОТЕЗА (гипотеза лингвистической относительности) — концепция, согласно к-рой структура языка определяет структуру мышления и способ познания внешнего мира. Разработана в 30-х гг. 20 в. в США Э. Сепиром и Б. Л. Уорфом в рамках этнолингвистики. Согласно С.— У. г., логич.
строй мышления определяется языком. Характер познания действительности зависит от языка, на к-ром мыслит познающий субъект. Люди членят мир, организуют его в понятия и распределяют значения так, а не иначе, поскольку являются участниками иек-рого соглашения, имеющего силу лишь для этого языка. Познание не имеет объективного, общезначимого характера; «сходные физические явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве или по крайней мере при соотносительности языковых систем» (Уорф). Широкую известность С— У. г. получила в 50-х гг. благодаря работам X. Хойера, давшего ее критич. анализ, и состоявшейся в 1953 (Чикаго) конференции, где гипотеза обсуждалась лингвистами, этнографами, философами, психологами.
В сов. яз-знании С.— У. г. подверглась критике с позиций марксистской методологии: сторонники этой гипотезы не учитывают, что язык не представляет собой самодовлеющей силы, творящей мир, а является результатом отражения человеком окружающего мира. Различия в способах его членения возникают в период первичного означивания (см. Номинация) и могут быть обусловлены ассоциативными различиями, несходством языкового материала, сохранившегося от прежних эпох, влиянием др. языков и т. д. Выражаемое с помощью языка содержание не равно сумме значений языковых единиц, т. к. путем сочетания разных языковых средств mcvkho выразить также содержание или понятие, к-рое не соотносится с к.-л. особой единицей языка. Форма и категории мышления одинаковы у всех народов, хотя язык оказывает известное регулирующее влияние на процесс мышления.
СЕМИТОЛОГИЯ — 1) комплекс научных дисциплин, изучающих языки, литературу, культуру и историю семитоязычных народов; 2) область языкознания, изучающая семитские языки. С. включает комплексные дисциплины: ассириологию, арабистику, библеистику. араме-иСтику и угаритоведение, гебраистику, сабеистику, эфиопистику и др. Грам-матич. изучение семитских языков возникло, не без влияния визант. грамматистов, у сирийцев, арабов и евреев с целью уточнить чтение и понимание религ. книг (сирийские грамматисты — Яков Эдес-ский, 7 в., Илья Тирханский, 11 в., Яков бар Эбрей, 12 в.; арабские — Сибавейхи, Халиль аль-Фарахшу!, 8 в., аль-Асмаи, 9 в.; еврейские — Йегуда бен Давид Хайюдж, Ибн Джанах, 10—11 вв., Давид Кимхи, 12—13 вв.). Евр. грамматисты, владея араб., др.-евр., арамейским языками, сравнивали их уже в 11 в. (Иегуда ибн Курайш, Ибн Барун). В Европе изучение араб., др.-евр., сирийского и эфиоп, языков возникает в эпоху гуманизма, Реформации и коитрреформации (И. Рейхлнн, И. Буксторф Старший в Германии, Ю. Ц. Скалигер во Франции) с использованием еврейской языковедческой традиции. В 17—18 вв. голл. ученые положили начало арабистике; Ж. Бар-телеми (Франция) в 18 и. расшифровал финикийские надписи. В 19 в. С. обогащается достижениями общего и сравнит, яз-знания; были изданы важнейшие грамматики, словари, ист. обзоры, каталоги и критич. издания рукописей, своды згшграфич. памятников, в т. ч. Corpus Inscriptionum Semiticarum (с 1881, Париж). Продолжает преобладать интерес к древнеписьм. языкам и лит-рам; С. обычно являлась вспомогат. дисциплиной к библеистике (изучению Библии). Важнейшую роль в развитии и расширении задач С. сыграли нем. ученые — семитолог-энциклопедист Т. Нёльдеке, В. Гезениус (др.-евр. словарь и грамматика), Ю, Вельхаузен, Р. Киттель (биб-леистика), Ф. Преториус и К. Ф. А. Дильман (эфиопистика), М. Лидзбарский (эпиграфика), К. Броккельман (сравнит, грамматика семит, языков), франц. ученые А. И. Сильвестр де Саси, Э. М. Кат-рмер, венг. ученый И. Гольдциер (арабистика). К кон. 19 в. создаются архео-логич. и филологич. об-ва, изучавшие Палестину и др. страны Бл. Востока. Ассириология и арабистика выделяются в отд. дисциплины.
В 20 в. С. развивается на базе нового материала, собранного археологич. и др. экспедициями, а также на базе изучения совр. языков (Эфиопии и др.). Кафедры С. возникают почти во всех ун-тах мира. Наиболее значительны работы П. Э. Кале, П. Леандера, Г. Бергштрес-сера, И. Фридриха и др. (Германия), Дж. X. Гринберга, И. Дж. Гелба, С. Гордона, В. Леслау (США), Ж. Кантиио,
A. Дюпон-Соммера, М. Коэна, Д. Коэ-на (Франция), Г. Р. Драйвера, леди М. Дроуэр (Англия), С. Москати, Дж. Гар-бини, П. Фрондзароли (Италия), К. Пет-рачека (Чехословакия), Й. Айстлейтнера (Венгрия), Э. БенЙегуды, X. М. Рабина, Э. Й. Кучера (Израиль) и др. С 30-х гг. в результате дешифровки письменности Угарита Ш. Виролло и X. Бауэром выделяется новая ветвь С.— угаритоведение. Начинают изучаться живые семит, языки; после 2-й мировой войны развивается С. в Египте, Сирии, Ливане, Израиле. Переворот в библеистике создала находка рукописей Мертвого м. (1947).
В России отд. лица изучали др.-евр. яз. еше в ср. века. Араб. яз. начал преподаваться при Петре I, позже вводится преподавание и др.-евр. яз. в духовных, а затем и в светских высших учебных заведениях. Ведущей дисциплиной рус. С. была арабистика; гебраистика (наука о др.-евр. языке и письменности) в 1-й пол. 19 в. была представлена трудами Г. П. Павского, К. А. Коссовича и др. Осн. рукописно-книжными базами С. были Азиатский музей (1818—1930) и Публичная б-ка (ныне Гос. публичная б-ка им. М. Е. Салтыкова-Щедрина) в Петербурге, собрания к-рых, в т. ч. коллекции известного караимского деятеля А. Фирковича, относятся к богатейшим в мире. В Петербурге работали семитологи Д. А. Хвольсон, А. Я. Гвркавн,
B. В. Болотов, П. К. Коковцов, египтолог и эфиопист Б. А. Тураев, в Москве — гебраисты И. Г. Троицкий, М. В. Никольский. В Москве центром Сбыл Лазаревский ин-т вост. языков, где работал А. Е. Крымский. В 1882 создано Рос. Палестинское об-во (с 1918 — при АН).
После 1917 гл. роль в С. играли Ле-нингр. ун-т (кафедра семитологии в 1933— 1950, кафедра арабистики н семитологии с 1950) и Ии-т востоковедения (1930— 1949; с 1956 — ЛО ИВАН СССР); здесь работали И. Ю. Крачковский и его школа (арабистика, сабеистика, эфиопистика), Н. В. Юшманов (афразийская лингвистика), А. Я. Борисов, К. Б. Старкова, И. Д. Амусин, Ю. А. Солодухо, И. Ш. Шифман, М. Н. Зислин (гебраистика), И. Н. Винников (арабистика, арамеи-стика), Н. В. Пигулевская и ее школа (сирология), А. Г. Лундин (сабеистика); в Москве — Б. М. Гранде (семит, яз-знание, создал школу арабистов), Г. М. Бауэр (сабеистика), В. П. Старинин (эфиопистика), Г. Ш. Шарбатов (арабистика) и др., в Белоруссии — Н. М. Никольский (гебраистика), в Грузии — Г. В. Церетели (арабистика, ара-меистика), К. Г. Церетели (арамеисти-ка), А. С. Лекиашвили (семит, яз-знание), М. А. Шанидзе (гебраистика) и в др. республиках. Успешно изучаются живые
арабские (А. Г. Белова, В. В. Наумкин), арамейские и др. диалекты, открыты и изучены араб, диалекты в сов. Ср. Азии (Винников, Г. В. Церетели), впервые начала изучаться совр. араб, лит-ра (Крачковский). Развивается сравнит, грамматика афразийских (семито-хамитских) языков (Юшманов, Гранде, И. М. Дьяконов).
Работы по С. публикуются в общевос-токоведч. журналах, а также в журналах: «Journal of Near Eastern Studies» (Chi., 1942—), « Journal of Semitic Studies» (Manchester, 1956—), «Hebrew Union College Annual» (Cincinnati, 1924—), «Semitica» (The Hague, 1969—), «Oriens Antiquus» (Roma, 1962—), «Leshonenu» (Jerusalem, 1973—), «Journal of Afro-Asiatic Linguistics» (Sta Barbara, California, 1988—); в СССР - неперио-дич. издания «Палестинский сборник», «Семитские языки».
СЕМАНТИКА (от греч. semantikos — обозначающий) — 1) все содержание, информация, передаваемые языком или к.-л. его единицей (словом, грамматической формой слова, словосочетанием, предложением); 2) раздел языкознания, изучающий это содержание, информацию; 3) один из основных разделов семиотики.
С. (в 1-м значении) представляет собой систему, нежестко детерминированную. Непосредственно наблюдаемая ячейка С.— полнозначное слово (напр., существительное, глагол, наречие, прилагательное) — организована по принципу «семантич. треугольника»: внешний элемент — последовательность звуков или графпч. знаков (означающее) — связан в сознании и в системе языка, с одной стороны, с предметом действительности (вещью, явлением, процессом, признаком), называемым в теории С. денотатом, референтом, с др. стороны — с понятием или п р е л с т а в л е н и е м об этом предмете, называемым смыслом, сигнификатом, пнтенсионалом, означаемым. Эта схема резюмирует семантич. отношения; более полная система дана в ст. Понятие. Поскольку связать слово с предметом возможно лишь при условии, что прелмет так или иначе опознается человеком, постольку денотат, как и сигнификат, является нек-рым отражением (представлением) класса однородных предметов в сознании, однако, в отличие от сигнификата, это отражение — с Минин, числом опознават. признаков, зачастую бессистемное и не совпадающее с понятием. Напр., для слова «прямая» сигнификатом (понятием) является 'кратчайшее расстояние между двумя точками', в то время как денотат связан лишь с представлением о 'линии, к-рая не уклоняется ни вправо, ни влево, ни вверх, ни вниз' (сигнификат и интенсиоиал обычно в той или иной степени приближаются к науч. понятию). Имеются также слова преим. денотатные (референтные), напр. местоимения, личные имена, и слова преим. сигнификатные (нереферентные, не-денотатные), напр. абстрактные существительные.
? Др. универсальной ячейкой С. является предложение (высказывание), в к-ром также выделяются денотат (или референт) как обозначение факта действительности и сигнификат (или смысл), соответствующий суждению об этом факте. Денотат и сигнификат в этом смысле относятся к предложению в целом. В отношении же частей предложения обычно подлежащее (или субъект) денотатно. референтно, а сказуемое (или предикат) сигнификатно.
Аналогично слову и предложению организована С. всех единиц языка. Она распадается иа две сферы — предметную, или денотатную (экстенсиональную), С. и сферу понятий, или смыслов,— сигни-фикатную (интенсиональную) С. Термины «экстенсиональная С.» и «интенсиональная С.» восходят к описанию отд. слова-понятия, где еще в традиции ср.-век. логики объем понятия (т. е. объем его приложений к предметам, покрываемая предметная область) назывался термином extensio 'растяжение', а содержание понятия (т. е. совокупность мыслимых при этом признаков) — словом intensio 'внутреннее натяжение'. Денотатная и сигни-фикатная сферы С. в естеств. языках (в отличие от нек-рых спец. искусств, языков) строятся довольно симметрично, при этом сигиификатиая (понятийная) в значит, степени копирует в своей структуре денотатную (предметную) сферу. Однако полный параллелизм между ними отсутствует, и ряд ключевых проблем С. получает решение только применительно к каждой сфере в отдельности. Так, предметная, или денотатная, синонимия, экстенсиональное тождество языковых выражений не обязательно влекут за собой сигнификатную, или понятийную, синонимию, интенсиональное тождество, и наоборот. Напр., слова «отрава» и «яд» в рус. яз. обозначают одно и то же явление — 'отравляющее вещество' (они экстенсионально тождественны), но имеют разное понятийное содержание, разный смысл (интенсионально различны): нельзя сказать «Некоторые болезни лечат отравой». С др. стороны, выражения «вооруженные силы» и «армия, флот, авиация» (последние три слова — в совокупности) интенсионально тождественны, но экстенсионально не обязательно взаимо-заменнмы: можно сказать «Петя служит в вооруженных силах», но нельзя — «Петя служит в армии, авиации и флоте». С. слов и предложений воспринимается носителями языка в определ. мере непосредственно, в чем и состоит коммуникация.
С помощью лингвистич. анализа может быть установлена С. частей слова — морфем и частей предложения — синтагм-словосочетаний. Морфемы полнознач-ных слов — корни и аффиксы несут два разл. типа значений. Корни выражают т. иаз. вешествен-иое значение — осн. часть лексического значения слова, напр. в рус. яз. корни краен- 'понятие красноты', двиг- 'понятие движения' и
т. п. Аффиксы выражают грамматические значения, к-рые, в свою очередь, распадаются на два типа: одни, наз. категориальными, служат обобщению веществ, значений, подведению последних под наиболее общие категории; другие, наз. реляционными, внутриязыковыми, синтаксическими, служат соединению слов и др. значимых частей в составе предложения. Реляционные грамматич. значения тесно связаны с морфологией конкретного языка и, как правило, национально и исторически специфичны. К ним относятся особенности согласования, управления, падежной системы, «согласования времен» (consecutio temporum) и т. п. К категориальным значениям относятся 'субъект — предикат' (или 'имя — глагол'), 'субъект — объект', 'активность — неактивность', 'одушевленность — неодушевленность', 'определенность — неопределенность', 'отчуждаемая — неотчуждаемая принадлежность', 'действие — состояние' и др.; ср. также роды имен существительных, число, глагольное время, падеж и др. В отличие от реляционных, категориальные значения составляют системы парных противопоставлений из положит, и отрицат. членов, оппозиций и всегда образуют иерархию. Оии универсальны (см. Универсалии языковые) и связаны прежде всего с универсальными закономерностями построения предложения (высказывания) во всех языках (морфология каждого языка в этом случае выступает лишь как «техника» их оформления). Так, в зависимости от того, какое категориальное противопоставление реализуется в предложении, различаются три осн. типа предложения, в значит, степени определяющие различие трех осн. типов языка: противопоставление «субъект — объект» определяет номинативный тип предложения и тип языка (см. Номинативный строй); противопоставление «активность — неактивность» субъекта определяет активный тип (см. Активный строй); противопоставление «активный субъект и неактивный объект» (в известной степени оно может рассматриваться как совмещение двух предыдущих признаков) характерно для эргативного строя предложения. Категориальные грамматич. значения выступают, т. о., одновременно и как реляционные, синтаксические категории, н как элементарные семантич. признаки, семы в лексиконе; напр., в рус. яз. одушевленность имен существительных выступает как особая категория (сема) в лексиконе и требует особого типа согласования — управления в синтагме, в предложении; в груз. яз. т. наз. инверсивные глаголы (глаголы чувств и др.) являются особой категорией лексикона и требуют особого построения предложения.
Семантич. отношения описываются С. как разделом яз-энания с разных точек зрения. К парадигматике относятся группировки слов в системе языка, основой к-рых выступает оппозиция,— синонимия, антонимия, гипонимня, паро-нимия, гнездо слов, семья слов, лексико-семантич. группа, а также наиболее обшая группировка слов — поле. Различаются поля двух осн. видов: 1) объединения слов по их отношению к одной предметной области — предметные, или деиотатные, поля, напр. цветообозначения, имена растений, животных, мер и весов, времени и т. д.; 2) объединения слов по их отношению к одной сфере представлений или понятий — понятийные, или сигнификатные, поля, напр. обозначения состояиий духа (чувств радости, горя, долга), процессов мышления, восприятия (видения, обоняния, слуха, осязания), возможности, необходимости и т. п. В предметных полях слова организованы преим. по принципу «пространство» и по принципам соотношения вещей: часть и целое, функция (назначение) и ее аргументы (производитель, агенс, инструмент, результат); в понятийных полях — преим. по принципу«время» и по принципам соотношения понятий (подчинение, гипони-мия, антонимия и др.). Парадигматич. отношения формализуются с помощью матем. теории множеств.
К синтагматике относят группировки слов по их расположению в речи относительно друг друга (сочетаемость, аранжировка). Основой этих отношений выступает дистрибуция (см. Дистрибутивный анализ). Они формализуются с помощью матем. теории вероятностей, статистико-вероятностного подхода, исчисления предикатов и исчисления высказываний, теории алгоритмов.
При соотнесении результатов описания С. в парадигматике и синтагматике выявляются нек-рыс их общие черты, наличие семантич. инвариантов, а также более мелкие и более универсальные, чем слово, семантич. единицы — семантич. признаки, или семы (наз. также компонентом, иногда семантич. параметром или функцией). Осн. семы в лексике совпадают с категориальными грамматич. значениями в грамматике (граммемы). В парадигматике сема выявляется как миним. признак оппозиции, а в синтагматике—как миним. признак сочетаемости. Напр., глаголы «гореть» и «сжигать» в парадигматике противопоставлены по признаку 'состояние' — 'вызывание к жизни, каузация этого состояния', а в синтагматике один из этих признаков у глагола «сжигать» требует активного субъекта, способного к каузации («человек», «противник», «кочегар» и т. п.), в то время как у глагола «гореть» один из этих признаков требует субъекта состояния («уголь», «рукопись», «поселок» и т. п.). Т. о., в предложении всегда оказывается нек-рый общий признак субъекта и предиката — семантич. компонент (сема).
С. слов в разных языках может быть в значит, степени сведена к разл. совокупностям одних и тех же или сходных семантич. признаков. Напр., набор признаков: 1) 'твердое образование', 2) 'в теле животного, в мясе', 3) 'в теле рыбы, в рыбе', 4) 'в составе растения, в растении',— в рус. яз. распределен иначе, чем во фраиц. языке. 1-й, 2-й, 3-й признаки сведены в рус. яз. в слове «кость», 1-й, 4-й^— в слове «ость»; во франц. яз. 1-й, 2-й —в слове os, 1-й, 3-й, 4-й — в слове arete. Поля в С. в конечном счете также организованы на основе сходств и различий не слов, а семантич. признаков, поэтому одно и то же слово может входить (по разным признакам) в неск. семантич. полей.
С. естеств. языка закрепляет результаты отражения и познания объективного мира, достигнутые в обществ, практике людей. Так, европ. культура выработала понятия «быть», «иметь», «время», «прошлое», «настоящее», «будущее», «форма», «содержание» и др., к-рые выражаются соотв. словами и грамматич. формами в каждом европ. языке. Те же понятия в той же комбинации признаков могут отсутствовать в др. языках; напр., в языке хопи (язык сев.-амер. индейцев) нет существительных типа «весна», «Зима», «настоящее», «будущее», а соответствующие (но не тождественные) понятия
передаются в виде наречий — «когда тепло» и т. п.; «дождь» — объект (предмет) в индоевроп. языках — категоризо-ван как процесс (букв.— 'он опускается') в америкаио-индейском языке хупа. Вместе с тем противопоставление объекта и процесса, объекта и признака объективно и универсально — в каждом языке они существуют как противопоставление имени и предиката в высказывании. Т. о., лексика, национально своеобразная и исторически изменчивая, выступает также как «техника» оформления более универсальных и исторически устойчивых сущностей С, подчиняющихся лишь фундаментальным законам эволюции.
С. предложения (высказывания) определяется, с одной стороны, предметной областью (к-рая может быть различно структурирована в разл. ареалах мира, ср., напр., противопоставление «активного», человеческого начала ««неактивного», природного в «активных» языках амер. индейцев), с др. стороны — одним и тем же коммуникативным назначением для всех языков мира. Последнее определяет ее универсальные черты. В предложении формируются общие для всех языков закономерности отношения субъекта и предиката. Там же берут начало универсальные законы ист. изменений в С: формирование субъектных языковых выражений и отличных от них предикатных выражений; метафоризация лексич. значений, по-разному протекающая в позиции субъекта и в позиции предиката; перенос лексич. значения по языковой функции (напр., обозначение процесса всегда может превратиться в обозначение результата, ср. «организация» как процесс и «организация» как результат, учреждение) и др.
Близость предложений по смыслу (сиг-нификатная, интенсиональная) при возможном различии по предмету обозначения (денотату, или референту) — источник существования трансформаций (напр.: «Рабочие строят дом» — «Дом строится рабочими», т. наз. трансформация залога); близость предложений по предмету обозначения при различиях по смыслу — источник существования перифраз (напр.: «Петр покупает что-либо у Ивана» — «Иван продает что-либо Петру»). Отношения предложений как в парадигматике (напр., интенсиональное и экстенсиональное тождество), так и в синтагматике (напр., связь предложений в тексте) составляют осн. направление науч. поиска в С. предложения.
Различие понятий парадигматики, синтагматики и др. (используемых в совр. яз-энании одновременно) первоначально было связано с разными подходами в истории С. как науки.
Для С. как науки (как и для С. языка) характерен кумулятивный тип развития: этапы становления науки формируются в постоянные течения в ней.
С. как наука начинает развиваться во 2-й пол. 19 в., когда на основе пионерских идей В. фон Гумбольдта, высказанных еще в начале века, появились фундаментальные лппгвистико-гносеологнч. концепции X. Штейнталя, А. А. Потебни и
B. Вундта, определившие 1-й этап в развитии С к-рый можно назвать психологическим и эволюционным. Для этого этапа характерен широкий эволюционный (но не всегда конкретно-исторический) подход к культуре и уподобление языковой С. психологии народа. Единство
C. объясняется при этом едиными пси-хологич. закономерностями человечества, а различия — различием «психологии народов». Согласно учению Потебни, мышление эволюционирует в теснейшей связи с языком по закономерностям, к-рые носят семантич. характер (т. е., в понимании Потебни, психологический, но не логический). Важнейшая из закономерностей — постоянные знаковые замещения, происходящие как в слове («внутренняя форма слова»), так и в предложении («замены частей речи»). Потеоня впервые обосновал эти тезисы многочисл. фактами. Как и Вундт, он рассматривал эти закономерности в тесной связи с «народной жизнью», проявляющейся также в области фольклора и «народной психологии» (ряд воззрений Потебни почти буквально совпадает с воззрениями историка лнт-ры А. Н. Веселовского в области ист. поэтики). Слабыми сторонами тео-ретич. взглядов этого периода являются отказ от рассмотрения логич. закономерностей в пользу исключительно психологических и недостаточное внимание к конкретной истории, отодвинутой на второй план идеями общей эволюции и универсальной типологии. В 20 в. глобальные идеи эволюции и типологии послужили отправной точкой для концепций «языковой картины мира» (неогумбольдтнан-ство в ФРГ, концепции Э. Сепира и Б. Л. Уорфа в США и др.), для фундаментальной семантико-синтакепч. концепции И. И. Мещанинова, но они же привели к отказу от конкретного ист. изучения С. в формах морфологии и лексики в «новол учении о языке» Н. Я. Мар-ра. Однако Марру принадлежит обобщение принципа «функциональной семантики», т. е. переноса названия со старого предмета иа новый, к-рый стал выполнять функцию прежнего в материальной культуре (напр., рус. консервный нож, отбойный молоток; др.-инд. tak$ = 'резать, тесать' отражает ранний этап этого индоевроп. корня, в то время как лат. tex- 'ткать' — более поздний этап, когда термины плетения из прутьев были перенесены на ткачество).
СВЯЗКА — 1) компонент универсальной логической структуры предложения-суждения, выражающий предикативное отношение между субъектом и характеризующим его атрибутом и образующий сов-местно с атрибутом предикат; 2) компонент составного именного сказуемого, выражающий его грамматические значения (время, лицо, модальность и др.) и обычно представленный глаголом «быть» или его лексикализованными эквивалентами — полусвязочными глаголами.
Понятие С. возникло у греч. мыслителей в еще не расчлененных логико-грам-матич. теориях языка. Под С. понимался необходимый компонент дредложения-суждеиия, выражающий присущность или неприсущность признака предмету и тем самым придающий высказыванию истинностное значение: «...истинное и ложное имеются при связывании и разъединении» (Аристотель). Первичным для С. считалось значение бытия. Схоласты выдвинули теорию ингерент-н о с т и («присущности»; существовала до 14 в.): С. указывает на то, что субъект суждения — это знак, замещающий индивидные объекты (понимается материально, экстенсионально), а предикат — обозначение общей категории, универсалии (понимается формально, интенсионально), и теорию тождества (14 в.): С. идентифицирует экстенсиона-лы двух термов (имен) — субъекта и предиката. Если онн относятся к одному объекту действительности, суждение истинно. С. рассматривалась как синкате-горематич. (незнаменательное) слово, ее функция — соединять имена. В 17 в. в грамматике Пор-Рояля (см. Универсальные грамматики) выделяются обязат. члены предложения — субъект и атрибут, между к-рыми находится С. (liaison) «есть» (est), к-рая утверждает присущность атрибута субъекту. В С. видели осн. значение глагола, соединяющееся в его семантике со значением признака.
Рус. языковеды 18 — 1-й пол. 19 вв. (Л. Г. Якоб, И. Орнатовский, А. X. Вос-токов, И. И. Давыдов и др.) также считали С. обязат. компонентом предложения, «чистым глаголом» (Якоб), псе остальные глаголы — «смешанными». Общей -была
тенденция к уиифициров. анализу глагольных и именных сказуемых. Значение С, рассматривалось как входящее в состав предиката и обычно имеющее с иим совместное выражение.
Исследование формы и типологич. особенностей конкретных языков, в к-рых употребление С. ограничено лишь частью предложений, привело мн. ученых к пониманию С. как компонента составного именного сказуемого (А. А. Потебня). С. характеризуют две функции: формальная — выражение синтагматич. связи (согласования) между подлежащим и сказуемым (категории лица, числа, классный показатель, согласоват. маркер), и содержательная — утверждение истинности суждения (время, модальность). Указанием на сочетание этих функций часто определяют предикативное отношение. Функции С. имеют в ряде языков раздельное выражение: утверждение истинности представлено бытийным компонентом (или его эквивалентом), а согласование субъекта и предиката — местоименным. Напр., в языке суахили функции С. в предложениях с именным сказуемым выражаются раздельно: классным показателем и бытийным глаголом. В иаст. вр. неотрицат. предложений бытийная С. опускается, а приглагольный классный показатель субъекта приобретает автономность, напр. Sukari i tamu 'сахар он сладкий'. В подобных случаях говорят о местоименной С. В тюрк, языках большинство аффиксов сказуемости восходит к личным местоимениям. Разг. кит. яз. развил С. путем оглаголивания местоимения shi. Вовлечение местоимений в систему форм С. зарегистрировано в иран. языках.
В развитых логич. системах выделяются след. значения С: предикация признака (Socrates is mortal 'Сократ смертен'); вхождение индивида в состав класса (Socrates is a man 'Сократ — человек'); тождество (This man is Socrates 'Этот человек— Сократ'); вхождение подкласса в состав класса (The dog is an animal 'Собака — животное'). Соединяя имена непредметного значения, С. может выражать причиино-следств. отношения («Нерешительность — это поражение»), сравнение («Жизнь есть борьба») и т. д. Эти значения близки к функциям пропозициональной С. в логике, аналогичной союзам сложного предложения.
В языках более чем с одной С. логич. значения С. распределяются по-разному. В классич. кит. яз. различаются: приименная С. yeh, выражающая вхождение единичного предмета или вида предметов в состав класса; С, тождества shi; С, преходящей функции, социальной роли и т. д.— wei и др. В исп. яз. одна из двух С. (ser) указывает на неотъемлемое свойство субъекта, другая (estar) — на преходящее состояние.
Языки могут различаться по признаку обязательности С. в именном сказуемом. В романских, германских языках употребление С. нормативно; в ряде языков (тюркских, вост.-славянских) С. не всегда выражена. При нормативном присутствии С. ее опущение (иногда представляющее собой архаичное явление) приобретает определ. семантико-еннтаксич. функции (Л. Ельмслев, Э. Бенвенист), при нормативном отсутствии С. ее употребление оказывается маркированным. Когда условия отсутствия С. могут быть сформулированы в грамматич. терминах (обычно С. опускается в рус. яз. в наст. вр. изъявит, наклонения), принято говорить о нулевой С. (А. М. Пешковскнй).
Различение уровня абстрактного представления структуры предложения и его конкретной языковой реализации побудило лингвистов 20 в. вернуться к универсальной интерпретации С. При этом выявились три точки зрения: согласно первой, логич. структура предложения двучленна и состоит из пропозиции и предикативного или модального значения, актуали-зующего пропозицию. Согласно второй, принятой в синтаксисе, представляющем предложение в виде дерева зависимостей, С.— совокупность определ. грамматич. значений (времени, вида, модальности и др.), выделяющаяся в виде отд. узла в составе предиката. Согласно третьей, С.— конститутивный компонент предложения, в логич. представлении к-рого она занимает вершинное положение.
Решение проблемы С. важно для понимания генезиса предложения, его типологии и его логико-грамматич. структуры.
CBАНСКИЙ ЯЗЫК — один из картвельских языков. Распространен в Местий-ском и Лентехском р-нах Груз. ССР (в прошлом его ареал был значительно шире). Число говорящих ок. 35 тыс. чел. Имеет 4 диалекта с фонетич., морфологич. и лексич. различиями: верх.-баль-скнй, ниж.-бальский, лашхекий и лептех-скнй, к-рые дифференцируются на говоры .
„В силу специфич. типологич. черт С. я. занимает среди картвельских языков обособленную позицию. В фонетике: долгота и умлаутиэация гласных (в части диалектов), наличие среднеязычного j, фарингального q и ларингального h; в анлауте избегаются скопления согласных. В морфологии имени: разнотипность склонения (с существенной вариацией падежных морфем), а также префиксально-суффиксальные формы мн. ч.; в глаголе — наличие субъектного префикса 3-го л., различение инклюзивного и эксклюзивного показателей 1-го л. мн. ч., своеобразие тематич. суффиксов, более широкое функционирование категории версии, богатство отрииат. частиц. В синтаксисе специфичен способ передачи чужой речи в 3-м л. Словообразование развито. В лексике широко представлена синонимия, немало заимствований из грузинского и мегрельского языков. Язык бесписьменный.
САПАРО ЯЗЫКИ —семья индейских языков Юж. Америки. Распространены иа В. Эквадора и С.-З. Перу (в басе, pp. Hano, Курарай, Тигре, Пастаса). Дж. X. Гринберг включает С. я. наряду с языками кечуа, аймара, патагонскими и нек-рымп другими в состав андской группы андо-экваториальных языков. С. я. подразделяются иа подгруппы коронадо (коронадо, оа), андоа (андоа, гаэ, или сиа-вири, снмнгаэ, нкито и др.) и язык сапаро. Группа индейцев сапаро насчитывает ок. 50 тыс. чел., однако число говорящих иа С. я. значительно меньше и постоянно сокращается в результате активного распространения языка кечуа.
В фонетич. системах С. я. насчитывается от 10 до 16 согласных фонем (р, t, k, s, r, m, и, w, у, h, реже 5, с, с, ' kw, d), 4 гласных фонемы (i, i, a, u/o). Отд. фонемы могут выступать в разнообразных вариантах, напр. фоиема [к] имеет варианты: [к], [х], [g], [g]. В ряде языков имеются долгие и назализов. гласные, а также противопоставление низкого в высокого тонов. Слоги преим. открытые, могут кончаться на w, у. Соответственно
в середине слова возможны сочетания согласных w + C, у + С (в языке сапаро tayk"a 'нет', kawno'змея'). Нередки сочетания гласных (в языке икито kiajkua 'ты идешь', сапаро koiakira 'моя сторона'). Именные и глагольные корни обычно содержат 2—3 слога. Нередки многосложные словоформы (икито nukuki-
sakurakari 'если бы это было').
Морфологич. строй агглютинативный. Распространены случаи вариативности морфологич. единиц в зависимости от фонетич. условий: сапаро -ка (континуа-лис) //-ба (после i) //-ко (после о) и др.; симигаэ ki-/kw-/k-/kiyi- (1-е лицо ед, ч.). Ряд существительных оформлен суффиксами мужского/женского или личного/ неличного классов, ср. amasi-ka 'пескарь' — iricu-naw 'жена', nia-no 'сын' — nia--to 'дочь'. Ми. ч. выражается разл. суффиксами в зависимости от личиостц/не-личности имени: сапаро amasi-'a 'пескари' — irica-рл 'жёны' и т. п. Падежи отсутствуют. Имеется ряд послелогов и суффиксов с локативными и др. значениями. Личные местоимения — сапаро ко 'я', са 'ты', naw 'он', 'она', пока 'оно', ра 'мы (инклюзив)', капа 'мы (эксклюзив)' kina 'вы', па 'они' — функционируют и как самостоят, слова и в виде проклитик, ср. сапаро ко ikorica 'я сидел' — k-oinoica 'я голоден'. Имеются постпредикативные формы личных местоимений: сапаро kwi 'мне, меня', по 'ему, ей, его, ее', kano/ka'no 'нас, нам (эксклюзив)', kina/ki'no 'вас, вам'. Видо-временные значения в глаголе выражаются суффиксально: сапаро -ка (длит, вид), -na/-ho (футурум), -ri (сов. вид), -rica (имперфект), -по (отрицание), -wa-га (нарратив). Функционируют также вндо-временные и модальные частицы: па (футурум), akl (завершенность действия), икито ка (отрицание), kuta (возможность), ра (пермиссив — «разрешительный залог»), tii (утвердительность) и др. Широко используются словообра-зоват. суффиксы: сапаро noki-ro 'зеркало' noki 'смотреть', nltaw-ya-naw 'чистильщик'<nitaw 'чистить', rapaka-i 'пачкаться'< гарака 'грязь', аубока--Ы<аус6ка 'сладкий' и т. п. Префиксация и словосложение отсутствуют.
Порядок слов: подлежащее — глагол — дополнение (дополнение может перемещаться в начало предложения); предикатив — связка — подлежащее, ср. сапаро ariawko cayrl klniho 'собака укусила кролика', manino ta ёа 'ты молод' (букв.— молод есть ты). Местоимения 3-го л. в связочных предложениях не употребляются: икито k?nika yana ti 'чье это имущество?' (букв.— чье имущество есть). Выделяется 7 типов фразовой интонации: рассказ, завершение, сомнение, сильная отрицат. эмоция, тревога, удивление, соединение. Вопрос с вопросит, словом и без него строится с помощью спец. частицы, присоединяемой к подлежащему (сапаро tahi iasoka-tl asima 'куда тапир бежит?' taykwa naw-ti kina inaw пока 'не он вам дал это?') или с помощью спец. вопросит, связки (сапаро maSiato atf 'она сирота?'). Имеются также частицы для логич. выделения и репортатива (<пере-сказывательиая частица»-). Определение обычно предшествует определяемому: сапаро kina niata 'ваш город', ko-ano ariawko 'моей матери собака', икито Гпа Qma-na kaya 'этот толстый человек', kimaya yana 'моего ребенка одежда'. Сочинение и подчинение предложений осуществляется при помощи соотв. союзов: икито
ka kinakiisi tfti nita kikaklha i'ki 'я не знаю, где может быть отец'.
С. я. изучены недостаточно. До 50-х гг. 20 в. сведения о них были весьма отрывочны: небольшие списки слов, парадигмы и т. п., собранные путешественниками, этнографами, миссионерами. Во 2-й пол. 20 в. появилось несколько динг-вистич. исследований по разл. вопросам структуры С. я. Изучение С. я. затрудняется тем, что эти языки вымирают.
САМОДИЙСКИЕ ЯЗЫКИ (самоедские языки) — группа языков в составе генетической общности уральских языков. Распространены в сев.-евразийской тундре, от п-ова Канин и р. Мезень иа 3. до п-ова Таймыр на В., а также в ряде таежных р-нов в басе. pp. Таз и Пур (Тюменская обл.), ср. течения р. Обь (Томская обл.), ниж. и ср. Енисея (Красноярский край). К моменту появления первых надежных ист. свидетельств о
самодийцах этот ареал включал также р-ны Саянского нагорья н сев. При-саянья (бассейны правых притоков Верх. Енисея), а в ср. Приобье был существенно шире. Для конца прасамодийского периода (рубеж нашей эры) можно предполагать отсутствие самодийцев в зоне тундры и считать их прародиной юж. часть зап.-сибирской и, возможно, ср.-сибирской тайги, куда оии сместились из более зап. р-нов после отделения от финно-угров. Общее число говорящих 26,8 тыс. чел. (1979, перепись). К живым С. я. относятся ненецкий (юрако-самоед-ский), энецкий (еиисейско-самоедский), нганасанский (тавгийский), образующие сев.-самодийскую подгруппу, и селькупский (остяко-самоедский). Камасии. яз., к-рый был распространен на Ю. Красноярского края, практически исчез; одним из его диалектов является т. наз. койбаль-ский яз., известный по записям 18 — нач. 19 вв. (ныне это назв. носит один из диалектов хакасского языка). Только по словарным записям известны три близких друг другу саяно-самодийских диалекта — маторский (моторский), тайгий-ский и карагасский. Традиционное объединение селькупского, камасинского и маторского языков в юж.-самодийскую подгруппу не имеет под собой достаточных оснований; эти три языка являются, наряду с сев.-самодийской подгруппой, самостоятельными и примерно равноудаленными одна от другой ветвями С. я.
Прасамодийская фонологич. система реконструируется в составе 13—14 согласных фонем (р, t, k, 6, s, т, п, п, п, г, 1| ?Г| w, j) и 11—12 гласных фонем (i, й, i, и, е, б, е, о, а, а, э, ?э), а также
ряда дифтонгов (иа -i, -u и э). Характерные черты фоиетич. структуры слова, в значит, мере сохраненные С. я.-потомками: наличие консонантных сочетаний в середине, но не в начале или в конце слова; отсутствие гармонии гласных; отсутствие г- в анлауте. Система существенно перестроена в ненецком яз., где фоноло-гизировались палатализов. варианты согласных, встречавшиеся перед гласными переднего ряда (тогда как противопоставление последних заднерядным гласным дефонологизировалось), и в энецком яз., где произошло массовое упрошение сочетаний согласных и возобладала тенденция к открытости слогов. В ряде С. я. появились звонкие шумные (преим. из позиционно озвонченных глухих), гортанный смычный (из постконсонаитного призвука, особенно в конце слова), про-тетические носовые согласные (при исходном вокалич. начале слова), долгие гласные (преим. из стяжений). Ударение тяготеет к первому слогу, но может сдвигаться на непервые слоги под действием фоиетич. и морфологич. факторов. В сев.-самодийских языках имеются тональные противопоставления.
В целом для С. я. характерен агглютинативный морфологич. тип, однако широко представлены также явления внутр. флексии, синкретизма грамматич. формантов. Осн. средством словоизменения и словообразования является суффиксация (префиксов почти нет), менее распространен аналитизм. Оощесамодий-скими грамматич. категориями имени являются число (ед. ч., дв. ч., мн. ч.), падеж, личнаи притяжательность (показатели всех этих категорий в разл. С. я. обнаруживают геиетич. родство). Для сев.-самодийских языков характерны также лично-предназиачит. склонение имен (энецкое metoro 'дом для тебя') и наличие у них предикативных форм, изменяющихся по лицам, числам и временам. Типологически редкая особенность С. я.— слабое развитие парадигмы личных местоимений сравнительно с парадигмой существительных: наблюдается совпадение ряда падежных форм, замена недостающих падежных форм конструкциями с послелогами. Глагол имеет 2 типа спряжения: субъектное (ряд неперех. глаголов и перех. глаголов с неопредел, или не несущим логич. ударения прямым дополнением) и объектное (для перех. глаголов с определ. или логически ударенным прямым дополнением). В камасин. яз. выбор типа спряжения автоматически определяется категорией переходности. В сев.-самодийских языках имеется особый, третий тип спряжения для возвратных, инхоативиых и фииитивных, т. е. обозначающих конечный момент действия, глаголов. Для С. я. характерны наличие неопредел, времени, соотносящегося в зависимости от вида глагола с актуальным или законченным действием; наличие большого, особенно в сев.-самодийских языках (до 10 и более), числа наклонений; развитая система нефииитиых форм глагола, обладающих грамматич. категориями имени. Широко используются послелоги; предлоги в С. я. неизвестны, однако имеются превербы, особенно употребительные в селькуп, яз.
Общие для С. я. черты синтаксиса: преобладание порядка слов SOV, препозиция определения определяемому слову, инверсия как средство актуального членения. Сложные предложения характерны в основном для селькуп, и камасин. языков, где используются заимствованные из рус. яз. или калькированные союзы; более архаично использование для передачи соотв. семантики т. наз. простых осложненных предложений с конструкциями на базе нефииитных форм глагола, в полной мере сохраненное в сев.-самодийских языках.
Неск. сотен слов в С. я. имеют этимоло-гич. соответствия в финно-угорских языках и восходят к периоду уральской общности. В формировании лексики важную роль сыграли контакты с тунгусо-маньчжурскими, обско-угорскими, тюркскими, монгольскими, енисейскими языками; в сев.-самодийских языках вероятно наличие обширного субстратного слоя неизвестного палеоарктич. происхождения. В 17—20 вв. осн. источником заимствований для многих С. я. служит рус. яз. Письменность (на основе рус. алфавита) на ненецком яз. существует с 30-х гг.; на селькуп, яз. издавалась нек-рое время учебная лит-ра; прочие С. я. являются бесписьменными.
Первые данные о С. я. появились в
17 в. (Р. Джемс, П. Мунди, Н. К. Витзен). Из словарного материала, собранного путешественниками и исследователями
18 — нач. 19 вв. (Д. Г. Мессершмидт, Г. Ф. Миллер, П. С. Паллас, Г. И. Спасский и др.), особенно ценны записи по исчезнувшим позднее языкам и диалектам (маторский, тайгийский, карагас-ский, койбальский, «юрацкий» диалект ненецкого яз.). Начало науч. изучения С. я. и становление самодисти-ки (самоедологии) относится к сер. 19 в., когда М. А. Кастрен составил описание и словари пяти С. я. Полевое исследование и ист. изучение С. я. были продолжены в нач. 20 в. К. Доннером, Т. В. Лех-тисало, X. Паасоненом. Первый сов. исследователь С. я. Г. Н. Прокофьев изучал их грамматич. строй в связи с задачами языкового строительства, а также с проблемами этиогеиеза самодийцев. Грамматику, лексику, диалекты ненецкого яз. исследовали Г. Д. Вербов, А. П. Пы-рерка и Н. М. Терещенко. Широко проводится полевое изучение С. я. (Терещенко, А. П. Дульзон — создатель школы исследования языков н топонимии Сибири, А. И. Кузнецова, А. И. Кузьмина, А. Ю. Кюннап', Ю. А. Морев, Я. Н. Попова, И. П. Сорокина, Е. А. Хелимский). Внимание зарубежных самодистов сосредоточено преим. на вопросах истории С. я.; исследования ведутся в Венгрии (П. Хайду — создатель науч. школы, И. Шебештьен-Немет, Т. Микола, Т. Яиу-рик), Финляндии (А. Й. Йоки, П. Сам-маллахти, Ю. Янхунен), ФРГ (X. Кац), США и др. странах.